Подлинная политическая оценка февральской акции 1921 года дана в высказываниях И. Сталина, Л. Троцкого, Г. Орджоникидзе, Ф. Махарадзе и Б. Ломинадзе, что, очевидно, и следует признать одним из важнейших исходных принципов при политической и правовой оценке нарушения Договора от 7 мая 1920 года.
И. Сталин, как указывалось выше, назвал этот акт «военным вмешательством и оккупацией Грузии».
Л. Троцкий в своих воспоминаниях специально останавливается на февральских событиях 1921 года: «Меньшевистская Грузия не могла держаться. Это для всех было одинаково ясно. Однако о моменте и методах советизации единогласия не было. Я стоял за известный подготовительный период работы внутри Грузии, чтоб развить восстание и прийти к нему на помощь. Я считал, что после мира с Польшей и разгрома Врангеля непосредственной опасности со стороны Грузии нет и развязку можно отложить. Орджоникидзе при поддержке Сталина настаивал на немедленном вторжении Красной Армии в Грузию, где восстание будто бы назрело. Вопрос в Политбюро был решен 14 февраля 1921 года, когда я находился на Урале.
Военная интервенция прошла вполне успешно и не вызвала международных осложнений, если не считать неистовой кампании буржуазной печати и Второго Интернационала».
[77]
Ф. Махарадзе в докладной записке от 6 декабря 1921 года, переданной Центральному Комитету РКП(б), отмечал: «…в начале 21-го года, т. е. в момент советизации Грузии, состояние наших партийных организаций там было самое плачевное. И произошло то, что, когда началось наступление красных войск, о целях и намерениях этого наступления ни одна ячейка, даже ни один член партии в Грузии решительно ничего не подозревали и ничего не знали. Таким образом, получилось следующее: во-первых, вступление в пределы Грузии красных войск и провозглашение советской власти приняло характер внешнего завоевания, ибо внутри страны в этот момент никто и не думал о поднятии восстания, во-вторых, в момент провозглашения советской власти в Грузии на местах не оказалось ни партийных ячеек, ни даже просто отдельных членов партии, способных организовать власть, и, ясно, что за это дело должны были приняться в большинстве случаев сомнительные или даже прямо преступные элементы».
[78]
На октябрьском (1924 года) Пленуме Центрального Комитета РКП(б) Орджоникидзе отмечал: «В 1921 году мы вошли в Грузию, восстановив против себя почти все население, напуганное меньшевиками и спровоцированное ими. Не надо забывать, что грузинское крестьянство и грузинские рабочие в продолжение 20 лет находились под нераздельным влиянием меньшевистской партии. Спор между нами и меньшевиками еще в 1904–1905 гг. был решен в пользу меньшевиков… тифлисские железнодорожные мастерские являлись оплотом меньшевистского господства в продолжении 20 лет. Отсюда, из этих мастерских, главным образом, меньшевики сформировали свою народную гвардию, которая громила в 1919 году восставших крестьян во многих уездах Грузии. Эти же рабочие в 1921 году массами откликнулись на призыв правительства меньшевиков — с винтовкой в руках выступить против нас во время нашего наступления на меньшевиков».
[79]
В 1924 году секретарь Центрального Комитета КП Грузии Б. Ломинадзе писал: «Нашей революции в 21-м году пришлось начать с завоевания Грузии штыками Красной Армии».
[80]
Правда, Грузинская Советская Социалистическая Республика юридически сохраняла статус независимого государства, признанного правительством Советской России Договором от 21 мая 1921 года и утвержденного Конституцией 1922 года. Однако эта юридическая форма не отражала политической действительности, пребывание в Грузии Красной Армии ограничивало возможность выражения грузинским народом своей политической воли.
Ситуация, создавшаяся в стране с февраля-марта 1921 года, во многом соответствует тому определению аннексии, которое дано в ленинском Декрете о мире: «Под аннексией или захватом чужих земель правительство понимает, сообразно правовому сознанию демократии вообще и трудящихся классов в особенности, всякое присоединение к большому или сильному государству малой или слабой народности без точно, ясно и добровольно выраженного согласия и желания этой народности, независимо от того, когда это насильственное присоединение совершено, независимо также от того, насколько развитой или отсталой является насильственно присоединяемая или насильственно удерживаемая в границах данного государства нация…
Если какая бы то ни было нация удерживается в границах данного государства насилием, если ей, вопреки выраженному с ее стороны желанию — все равно, выражено ли это желание в печати, в народных собраниях, в решениях партий или возмущениях и восстаниях против национального гнета, — не предоставляется права свободным голосованием, при полном выводе войска присоединяющей или вообще более сильной нации, решить без малейшего принуждения вопрос о формах государственного существования этой нации, то присоединение ее является аннексией, т. е. захватом и насилием».
[81]
Следует отметить еще одно обстоятельство. В вышеуказанной записке Ф. Махарадзе указывал, что во время советизации в республике «сразу оказалось несколько органов: с одной стороны — ЦК и Ревком Грузии, лишь номинально являвшиеся высшими органами власти в стране, с другой — стороны Кавбюро ЦК РКП и ВЦСПС и Реввоенсовет XI Армии, фактически являвшиеся действительно высшим органом власти. Эти последние органы в большинстве случаев совершенно без ведома ЦК и Ревкома Грузии решали безапелляционно все важнейшие политические вопросы, касавшиеся непосредственно Грузии».
[82]
Компартия Грузии была составной частью РКП(б) и свою деятельность направляла по ее указанию. Это лишало Компартию и правительство Грузии почвы для реальной независимости, что вызывало недовольство части грузинских коммунистов (так называемых «национал-уклонистов»). Они боролись против ограничения юридически закрепленной независимости Грузии и вступления ее в состав СССР через Закавказскую Федерацию. В существовавшей политической обстановке эти попытки «национал-уклонистов» остались неосуществленными.
С учетом вышесказанного, нарушение одобренного В. И. Лениным «Договора между Российской Социалистической Федеративной Советской Республикой и Демократической Республикой Грузии» от 7 мая 1920 года — ввод войск в страну и захват всей территории, — с правовой точки зрения являлись военным вмешательством (интервенцией) и оккупацией с целью изменения существующего политического строя. Эту акцию с вытекающими из нее последствиями с политической точки зрения следует оценивать как фактическую аннексию.
