За время двухнедельного «отдыха» дивизия пополнилась небольшим количеством личного состава и получила новую задачу. На этот раз нам предстояло наступать навстречу прорывающимся из окружения частям 2-й ударной армии в районе деревни Мясной Бор.
31 мая меня вызвал начальник штаба 2-й стрелковой дивизии полковник Крицын и поставил задачу организовать в районе деревни Мясной Бор узел связи штаба дивизии. До места назначения по прямой было около 8 км, но полки дивизии и обозы должны были следовать туда кружным путем, что составляло около 30–40 км.
Болотные солдаты
Я взял с собой 15 человек связистов, несколько телефонных аппаратов, кабели, и мы двинулись напрямик. Пошли через лес, никакой дороги не было, кустарник, кочки в рост человека, между кочками выше колена ржавая вода, заросшая тиной. Сначала мы пытались прыгать с кочки на кочку, потом, выбившись из сил, побрели по грязи. Расстояние в 8 км, которое я предполагал пройти за два часа, в итоге мы с большим трудом преодолели за восемь. Когда мы наконец подошли к месту назначения, вся наша одежда, оружие и техника были коричневыми от грязи. Вышли на открытую поляну, по которой протекал ручей, рядом ельник, — прекрасное место для отдыха. Приказал людям привести себя в порядок, почистить оружие и технику. Вскоре белье и обмундирование было выстирано и развешано на елках, оружие и техника вымыты и смазаны. С чувством исполненного долга мы расположились на отдых.
И вдруг на поляне раздался взрыв, следом второй, уже значительно ближе к нам. Приказываю спасать оружие и технику, мои связисты успевают прихватить сапоги и голыми, но с оружием бегут в сторону леса. А фашисты открывают беглый огонь по нашему белью, развешанному на елках. Оказалось, что немецкий корректировщик засек нас по этому белью и передал координаты артиллеристам. Остались мы в чем мать родила, и в таком виде, в сапогах, при оружии, но совершенно голым, предстал я перед начальником штаба. Полковника Крицына обуял гомерический хохот, а нам было не до смеха, тем более что новое обмундирование было доставлено только к полуночи. Но дело не ждет, и ночью связисты работали почти голыми, развертывая узел связи дивизии и обеспечивая линиями связи полки.
В тот же день дивизия вступила в бой. Бои были крайне напряженными и кровопролитными. Вся операция длилась с 31 мая по 17 июня 1942 г. Ценой больших потерь нам удалось выполнить задачу и деблокировать до 30 тысяч бойцов 2-й ударной армии. Вышедшие из окружения красноармейцы были изнурены до последней степени, много дней они голодали или питались травой. Чтобы хоть как-то поддержать товарищей, мы делили между ними свой суточный рацион хлеба.
Во время этой наступательной операции дивизия пополнялась личным составом через маршевые роты. Они прибывали к нам часто даже без списков личного состава и сразу же шли в бой. Свободные от дежурства офицеры записывали, сколько могли, но всех переписать не успевали. Не в этом ли кроется одна из причин значительного количества без вести пропавших солдат? Или был такой случай, какой-то солдат из госпиталя дошел до нас, но дальше идти не смог, не хватило сил. Я доложил об этом командиру дивизии Лукьянову, и он приказал немедленно доставить его в медсанбат. Как знать, не оказался ли в числе пропавших без вести и этот солдат? Ведь из госпиталя он убыл, а в свою часть не прибыл.
12 июня произошел случай, забыть о котором невозможно, как о каком-то чуде из чудес. Наш повар Шеметенко В.Н. доставил на передовую походную кухню с обедом. Пока он ослаблял подпругу, рядом с ним разорвался снаряд. Лошадь убило, кухня вдребезги, а на поваре ни царапины. Воздушной волной его перебросило через лошадь и даже не контузило. В рубашке родился одессит Шеметенко.
После жарких боев 2-я стрелковая дивизия, как и вся 59-я армия, перешла к жесткой обороне и стала укреплять оборонительную линию. По большей части все наши укрепления проходили через болота, где не выкопаешь окопов, поэтому делали из ивняка двойные заборы в рост человека на расстоянии 1–1,5 метра друг от друга, и пространство между ними засыпали торфом. Противниктоже проводил эти работы, в иных местах мы с ним сходились на 80-100 метров, отчетливо была слышна чужая речь. Землянки строились на поверхности болота. Находясь в обороне, все войска, занимались боевой и политической подготовкой. Разведчики добывали «языков».
Лето 1942 г. выдалось дождливое, к тому же болотная сырость очень быстро выводила из строя нашу обувь и конскую сбрую, а смазка из тыла не поступала. Вот «мой лекарь» Петухов и предложил гнать деготь. Для этой цели мы использовали 200-литровую железную бочку. Дело пошло, но долго быть монополистами в этом производстве нам не удалось. Когда наши связисты появились на КП штаба дивизии, исходящий от них запах дегтя сразу выдал нашу «тайну». И к нам в батальон потянулись люди, сначала из полков дивизии, а затем и из других дивизий стали прибывать «курсанты» учиться гнать деготь у Петухова.
В июле в батальон для прохождения службы прибыли два офицера-кавказца. Один из них, лейтенант Дзыба А.К., коммунист и абазинец по национальности, проявил себя исключительно трудолюбивым, отлично знающим свое дело специалистом. Впоследствии он стал начальником штаба 192-го ОБС. Вторым был лейтенант Гутиев XT., тоже коммунист, осетин по национальности. До войны он работал учителем, но, когда понадобилось, хорошо освоил новую для себя профессию связиста и стал отличным специалистом.
18 августа отмечался День авиации, который ознаменовался неприятным инцидентом. Накануне праздника из дивизионного обменного пункта (ДОП)
[1]
сообщили, что нам будет выдано по 100 граммов водки. Сейчас уже невозможно установить, чем руководствовались начальник связи дивизии майор Малафеев С.А. и командир 43-го отдельного батальона связи капитан Бабаев Г П., но факт, как говорится, имел место. Верхом на лошадях эти командиры поехали встречать подводу со спиртным. Встретили ее вне расположения части, остановили. Сначала выпили понемногу, а потом, видно, разохотились. Одним словом, водка до нас не доехала.
Офицеры батальона связи решили смыть с себя это позорное пятно. Были собраны деньги, и лейтенант Цыганов, уроженец города Боровичи, направился на полуторке за водкой, достал ее и привез в часть. Все остались довольны, однако комиссар Скворцов Н. М. дал делу ход. В результате после разбирательства Малафеев С. А. и Бабаев Г. П. были сняты со своих должностей и переведены в другие дивизии.
10 сентября прибыл вновь назначенный начальник связи 2-й стрелковой дивизии майор Куликов М. С. Куликов был кадровым офицером, но так и остался майором до конца войны. Был он жаден, завистлив, подозрителен и труслив. Авторитетом ни в штабе дивизии, ни в полках, ни в батальоне связи не пользовался. Не зря в дивизии к нему прилипло прозвище «гнусавый».
Как-то раз Куликов зашел в продуктовый склад и взял у кладовщика Никитина банку консервов. Когда Никитин доложил мне об этом, я отправился на поиски майора. Однако вернуть консервы мне не удалось, к моменту моего появления Куликов уже доедал их. Пришлось объявить ему без обиняков, что если я его еще раз застану на складе — пристрелю. Через некоторое время Куликов отправил на склад своего заместителя капитана Левченко, чтобы тот добыл для начальника харчей. Но и этот поход потерпел фиаско, узнав, зачем Левченко явился на склад, я вытащил наган и выпроводил гостя. Вот как мне иногда приходилось разговаривать со своим начальством.
