ПРЕДИСЛОВИЕ
Сначало о сложном
У меня был довольно хороший знакомый, фактический владелец фирмы «Минрэ» с годовым торговым оборотом в 1 млрд. долларов, «сделавший себя сам» еврей из Люксембурга Роже Эрманн. Я знал его, вернее, был знаком с ним лет 15, к описываемому времени ему было лет 55. Повторю, он был евреем, который сделал себя сам: мальчишкой сидел в немецком концлагере, потом занялся торговлей и вывел свою фирму где-то на 3—4-е место в мире среди фирм, торгующих сырьем металлургической промышленности. Счастливый человек — он жил своей работой. Его работа, как торговца, должна была иметь результатом прибыль, и он ее имел, но, по моему мнению, деньги для него были всегда желательны, но не обязательны — он получал удовольствие от работы своего ума, от различных новых комбинаций.
Его слово было крепче стали, но это не значило, что он не пытался нас объегорить — результатом работы его ума были деньги, и ему доставляло удовольствие шевелить мозгами. Как-то мы заключили с ним договор, по которому отдавали только ему одну марку ферросилиция, но взамен он был обязан регулярно повышать закупочную цену. тут спад на рынке, цены на ферросилиций падают, но договор есть договор, и я требую у его представителя в Москве чтобы «Минрэ» подняло цену хотя бы на 1 доллар. Тот не может, так как у него четкие инструкции от Роже, удержать прежнюю цену. А речь шла о пустяковой продаже, что-то около 3000 тонн. Я настаиваю, представитель звонит в главный офис в Люксембурге, Роже болен гриппом и сидит дома. В офисе не решаются поднять цену и звонят больному Эрманну, тот упирается, я тоже упираюсь. Часа через два Роже все же приезжает в офис и начинает мне по телефону рассказывать про спад на рынке, я все это знаю, но договор есть договор. Мне уже стало смешно, так как мы уже часов 5 торговались, в конце концов, хохол передавил еврея — Роже повысил цену на 50 центов, т.е. он не уступил моему заводу, по сути, 1,5 тысячи долларов. Таким Роже был с одной стороны.
А вот с другой. Гуляли мы с ним по Ермаку, я показал стадион, сказал, что у завода есть различные любительские спортивные команды. Он ничего не сказал, но через месяц приходит в адрес завода контейнер с абсолютно полным комплектом спортивной формы для всех видов спорта. То есть для футболистов — бутсы, кроссовки, гетры, комплект футболок и трусов, летний и зимний тренировочные костюмы. Все фирмы «Адидас», на всей форме надписи, свидетельствующие, что это команда Ермаковского завода ферросплавов. Все это в подарок.
Как-то в Ермаке стало плохо его сотруднику, по-моему; у того был приступ аппендицита. Наши врачи оказали помощь, но от операции иностранцы отказались и увезли больного в Люксембург. Через месяц на завод, но в адрес больницы, приходит контейнер, забитый медикаментами. Врачи только руками развели — годились аспирин и одноразовые шприцы, а на подавляющую массу остальных дорогущих медикаментов не было разрешения нашего Минздрава.
А во второй половине 90-х у него возникла идея объединить в тесном сотрудничестве СССР и ЮАР. Его доводы (цифры помню не точно, но порядок их сохранен): СССР и ЮАР вместе обладают чуть ли не 90% мировых запасов хрома и марганца, около 60% железных руд и угля, и чуть ли не все запасы золота и алмазов у них. «Если вы объединитесь, — горячился Роже, — то монопольно установите цены на это сырье и задвинете эту сраную Америку на то место, которое она заслужила. Кроме этого, у ЮАР нет нефти, а у вас она есть, — развивал свою мысль Эрманн, — кроме этого, товары промышленности СССР не охотно берут на внешнем рынке, а в ЮАР есть 30 млн. негров, которые этот товар возьмут».
Эрманн, конечно, понимал, что это вопрос не нашего и его уровня, но логично считал, что если сближение СССР и ЮАР начнется на уровне фирм, то это будет способствовать и сближению политиков. И он начал финансировать этот свой проект. Сначала он пригласил и финансировал приезд к нам на завод двух ферросплавщиков из ЮАР, мы их приняли, показали завод, тепло посидели и пообщались. В ответ они пригласили нас, и Роже за свой счет возил в ЮАР директора завода Донского и меня.
То есть Роже был крепким, убежденным капиталистом, хотя деньги для Роже не были фетишем, — он жил своими идеями.
Так вот, где-то в 1992 году мы сидели с ним в каком-то московском ресторане, обсуждали текущие событий, и этот убежденный капиталист мне сказал: «Юра, вы совершили страшное дело: убив социализм, вы убили смысл жизни своих детей».
Эрманн, конечно идеализировал советский социализм, но самый страшный смысл убийства социализма он понял верно — это убийство будущего своих детей. Причем речь идет не о каких-то бедных людях — Роман Абрамович убил точно так же и будущее своих детей, но для понимания этого нужен определенный уровень ума, который у Эрманна был, а у Абрамовича такого ума не видно.
Я тем не менее попробую эту мысль объяснить, дав из Интернета крик души молодой женщины, в котором чувствуется этот страх бессмысленности своего существования.
«Бессмысленность... я работаю в О-ФИ-СЕ! Работаю менеджером. Таких, как я, тысячи, если не миллионы в МАскве. Сидящих на офисной мебели, среди офисной техники в тесных или просторных, в престижных или «не очень», торговых, рекламных, консалтинговых, риэлтерских, сервисных и так далее офисах.
Я ненавижу работу. Я ненавижу не только свою работу, но и работу вообще. Потому что нет такой работы, которая бы приносила мне удовлетворение. По крайней мере, моральное. Ты можешь, конечно, пойти преподавать в какой-нибудь вуз, приступить к кандидатской, окунуться в любимых тобой Канта и Виттгенштейна, испытывая неземной восторг от разгадывания их закрученных немецких фраз и постижения их мозгодробильных истин. Ты можешь дать массу полезных знаний и прочитать массу увлекательных лекций своим студентам. Но сейчас моей стране это не нужно. Что и доказывает зарплата препода ВУЗа, которая близка к прожиточному минимуму.
И именно поэтому я работаю не преподавателем философии (как означено в моем дипломе, который я защитила на самой «страшной» философской кафедре — «Гносеологии и Онтологии»), а менеджером по продаже складского оборудования. Так получилось, что с моего курса ни один не стал работать по специальности. Все разбрелись кто куда: особо шустрые устроились пиарщиками к городским политикам, моя лучшая студенческая подруга нашла себя в кордебалете (правда, танцует все больше по стрип-клубам), еще одна сокурсница стала монахиней, но большинство из нас пополнили ряды российских манагеров.
Работаю вот уже третий год. До этого я несколько раз меняла работу, думала найти что-то интересное. Но потом плюнула — везде одно и то же: компания ООО, чванливый босс (который с теплотой в голосе может говорить только о своей драгоценной тачке), девочки-бухгалтерши (с бледными и рано обрюзгшими от постоянного облучения монитором лицами), мальчики-программеры (поголовно склонные к тяжелой форме извращения — киберсексу) и прочие коллеги (особые идиоты из которых считают, что способны сделать выдающуюся карьеру на просторах российского маркетинга).