В этом случае анекдотично вот что. За травмы наказывался и начальник цеха, и главный инженер завода, а травма во время хищения в вину заводу не ставилась. То есть если бы начальник цеха и главный инженер официально объявили правду – то, что эта травма при хищении, то они спасли бы себя от снятия части премии. Но никому это и в голову не пришло – мы завод, одна семья, как же можно не дать человеку такой пустяк, как известь, если этот пустяк ему нужен?
Вообще в то время неприятности товарищей воспринимались острее. Как-то А.И. Григорьев, который вроде и не был заядлым рыбаком, поехал зимой за 300 км в степь на какое-то озеро рыбу ловить, и там на озере его «Жигули» провалились под лед, но сам Анатолий Иванович успел выскочить. Я узнал об этом в коридоре заводоуправления перед началом какого-то совещания. Мужики радовались, что Григорьев спасся – это главное, но одновременно то ли Старый Бабченко (Василий Васильевич), начальник автохозяйственного цеха, то ли сменивший его Серега Харсеев уже организовал трейлер и автокран, путевки были выписаны, водители проинструктированы и только ждали, когда подъедет из Павлодара заказанный заводом водолаз со своим оборудованием. Поехали, выдернули из-подо льда «Жигули», привезли, высушили, и никто слова упрека не сказал Григорьеву, что его приключение доставило многим массу ненужных и бесплатных хлопот – товарищу надо помочь. Это не обсуждается.
Но продолжу тему воровства. Как-то в отпуске в Днепропетровске был свидетелем такого разговора. У нашей соседки умер муж, бывший работник завода им. Карла Либкнехта, она его похоронила, а к нам зашел знакомый, который работал сварщиком на этом же заводе. И соседка попросила его изготовить оградку и памятник на могилу. Знакомый сказал, что это будет стоить 140 рублей, причем извиняющимся голосом пояснил: «Я за работу ничего не возьму. Но поймите: кладовщице за сталь нужно дать, мастеру нужно дать, шоферу нужно дать, вахтеру на проходной нужно дать – вот и выйдет 140».
Я, ермаковец, аж рот раскрыл от удивления: так тут за изготовление оградки на могилку своему работяге деньги берут?! И кто? Кладовщик, мастер, охранник? Да у нас бы за такое убили! Не то что за оградку, а за что бы то ни было, никто, кроме работяги, реально это делающего, денег брать не смеет! Может кладовщица дать тебе нужное без неприятностей для себя – даст, не может – не даст, но ей брать деньги – упаси господь! Знает тебя охранник или не боится открыть ворота (а вдруг провокация ОБХСС) – выпустит, чего-то боится – не выпустит, но деньги брать – упаси господь! Предложи ему деньги, он же немедленно задержание оформит. Он честный человек, он может оказать тебе дружескую услугу, но он не вор!
Видите ли, собственность у нас была социалистическая, т. е. общая, а не лично кладовщика, начальника или охранника. На социалистическую собственность не имели права отдельные лица, а только все вместе. Есть возможность, значит, пользоваться должны все, нет возможности – никто. А исходило все это из гордого принципа – мы свободные и сильные люди, нам воровать нет необходимости, у нас есть ум и руки, чтобы заработать честно. Мало тебе денег – переходи работать плавильщиком: у плавильщиков бригадиры получали больше директора завода. Не хочешь – обходись имеющимся, но воровством себя не унижай – ты не тупой и не инвалид.
Еще одно сравнение с западом СССР. В том же Днепропетровске в очень жаркий день иду в гастроном и веду за руку маленького сына. Около магазина длиннющая очередь перед продавщицей с вынесенным на улицу прилавком – она продает специи для консервирования – перец горошком, гвоздику, что-то еще. Вещь нужная, но в такую жару стоять в очереди на солнцепеке да еще с сыном? И вдруг вижу, что в конце очереди два старичка перепродают эти специи. Они, видимо, как ветераны войны, влезли в очередь первыми, а теперь сбывают эти специи ровно в два раза дороже, но все равно за копейки: где-то за 30 копеек вместо 15. Я взял, хотя эта предприимчивость стариков мне и не понравилась. Возвращаюсь в Ермак, иду на базар. А незадолго до этого я купил себе спиннинг, но блесен приобрел всего несколько. И вдруг вижу, что перед каким-то типом на прилавке лежит коробка с набором блесен, причем коробка лежала в своей крышке. Я только полез за бумажником и направился к этому типу, как какой-то мужик меня нагло оттесняет и первым спрашивает:
– Сколько?
– 5 рублей.
Мужик тут же кладет возле коробки пятерку и хватает набор. Мне обидно стало, дай, думаю, хоть посмотрю, что именно я прошляпил. Мужик начал рассматривать блесны, ну и я к нему через плечо присоединился. Мужику это не понравилось, видимо, решил, что я выпрашивать буду. Быстро вынимает коробку из крышки и накрывает ею. На крышке наклейка: «Блесна для спиннинга», а поперек оттиск резинового штемпеля: «Цена – 2 руб. 50 коп.». Мужик увидел, опешил, а потом резко разворачивается и швыряет коробку в типа:
– Сука спекулянтская, засунь себе эти блесны в ж…у!
Вырвал у типа из рук свою пятерку и, матерясь, пошел.
Я, конечно, из солидарности с земляком тоже не стал покупать.
Если кто еще помнит, то наиболее известными «леваками» в те годы были шоферы государственного транспорта. И, как я сейчас вспоминаю, они у нас тоже «калымили», но по нашим ермаковским «понятиям». Как мне помнится, больше всего брали крановщики: один подъем – одна бутылка. Бутылка была мерой стоимости, а платить надо было деньгами, однако тут в стране началась борьба за трезвость, бутылка водки с 3,62 стала стоить сначала 6 рублей, а потом 10. Так что автокран обходился недешево. Но нужно сказать, что «подъем» все же толковался крановщиками либерально. Скажем, при монтаже гаража нужно три железобетонные плиты поставить и двумя накрыть – это считалось пять подъемов, хотя по ходу дела крановщик мог переставлять плиты, делать вспомогательные операции и т. д. Кроме этого, ты официально выписывал кран на заводе на 1 час, но крановщик работал столько, сколько потребуется. Скажем, когда мы своей артелью с Горским и Олещуком совместно монтировали наши гаражи, то начали часов в 6 вечера, а закончили за полночь. Крановщик и бровью не повел – увидел, что плита криво встала, предложил обрезать сварку и перемонтировать плиту и т. д. В общем, хотя и получил прилично, но деньги свои отработал честно.
А с шоферами дело обстояло так. Если ты не гонял грузовую машину в другой город, т. е. если не надо было выписывать туда путевку, то машину брали на 1 час, стоило это, по-моему, от 3 до 6 рублей в зависимости от грузоподъемности. Это время оплачивалось водителю заводом – он был официально на работе. Но обычно дело занимало гораздо больше часа, и вот за это время водителю надо было заплатить самому. Как-то выписал я «зилок» привезти на дачу навоз. Часа мне должно было хватить, но в совхозе была очередь, и когда мы разгрузились на даче, время было сильно просрочено. Я протягиваю шоферу пятерку, он отстраняет мою руку: «Это много, трояка хватит».
А теперь для сравнения вспомните случай, который я описал в первой главе. О таксисте, кандидате физических наук, который трагедию уничтожения Родины, трагедию невозможности работать по специальности, трагедию невозможности обеспечить семью заменил великой мечтой о большой халяве!
