Так вот, немцы упорно проводили и мысль (в листовке 145 RAB, к примеру) о том, что Сталин, в отличие от Гитлера, боится своего народа: «Почему Сталин прячется в кремлевских стенах за широкими спинами своих телохранителей? Он страшится народного гнева, ждущего часа расплаты»
[23]
. А теперь вспомните непрерывные разглагольствования «перестройщиков» о том, что Сталин, дескать, в своей квартире обрезал шторы, чтобы за ними никто не мог спрятаться, бред о тысячах телохранителей и т. д. и т. п.
В 1933 г. был большой голод на Украине, Дону и Кубани. Казалось бы, гнев народа должен быть неизмерим. А в начале 1934 г. в Москве было открыто метро и начались пробные поездки москвичей. Родственница первой жены Сталина, М. А. Сванидзе, вела дневник, и 29 апреля 1934 года она в него записала (Сталина она помечает буквой «И» – Иосиф):
«…22-го вечером мы всей гурьбой зашли к ребятам в Кремль. Было рождение няни Светланиной, я ей купила берет и шерстяные чулки, и мы пошли ее поздравлять. Пришли И. с детьми, Каганович и Орджоникидзе. Обедали. Мы присоединились. Очень оживленно говорили. И. был в хорошем настроении, кормил Светлану. Сейчас же открыли «Абрау» и начались тосты. Заговорили о метро. Светлана выразила желание прокатиться, и мы тут же условились – я, Женя, она и няня проехаться. Л.М. заказал нам 10 билетов и для большего спокойствия поручил своему чиновнику нас сопровождать. Прошло 1/2 ч., мы пошли одеваться, и вдруг поднялась суматоха – И решил внезапно тоже прокатиться. Вызвали т. Молотова – он подошел, когда мы уже садились в машины. Все страшно волновались, шептались об опасности такой поездки без подготовки. Лазарь Моисеевич волновался больше всех, побледнел и шептал нам, что уже не рад, что организовал это для нас, если б он знал и пр.
Предлагал поехать в 12 ч., когда прекратится катание публики, но И. настаивал поехать сейчас же. У меня на душе было спокойно, я говорила, что все будет отлично и нечего беспокоиться. Разместились в 3-х машинах, поехали к Крымской площади. Там спустились и стали ждать поезда. Пахло сырой известью еще не высохшего дома, чисто, светло, немного народу, ожидавшего очереди сесть в метрополитен, чтоб сделать рейс. Начались перезвоны по телефону с соседними станциями, и мы простояли минут 20. В это время подъехал кое-кто из охраны. Публика заметила вождей, и начались громкие приветствия. И. стал выражать нетерпение. Дело в том, что хотели на предыдущей станции освободить состав, из-за этого произошла путаница и задержка, во всяком случае поезд подошел переполненный, тут же освободили моторный вагон от публики и при криках ура со стороны всех бывших на перроне мы его заняли. Еще в вагоне мы простояли минут 10, пока вышел встречный и освободился путь. Наконец мы двинулись. В Охотном вышли посмотреть вокзал и эскалатор, поднялась невообразимая суета, публика кинулась приветствовать вождей, кричала ура и бежала следом. Нас всех разъединили и меня чуть не удушили у одной из колонн. Восторг и овации переходили всякие человеческие меры. Хорошо, что к этому времени уже собралась милиция и охрана. Я ничего не видела, а только мечтала, чтоб добраться до дому. Вася волновался больше всех. И. был весел, обо всем расспрашивал откуда-то появившегося начальника стройки метро, тов. пошучивал относительно задержки пуска эксплуатации метро и неполного освоения техники движения.
На следующей станции, где самый высокий эскалатор, И. и все опять вышли, но я, Женя и Светлана остались в вагоне, напуганные несдержанными восторгами толпы, которая в азарте на одной из станций опрокинула недалеко от вождей огромную чугунную лампу и разбила абажур. Мы доехали до Сокольников, поехали обратно до Смоленского, хотя в Сокольниках ждали машины, но И. решил проехаться обратно. Приезжаем на Смоленский, у вокзала ни одной машины (они не успели доехать из Сокольников). Моросит дождь, на улице лужи и весь кортеж двинулся пешком через площадь по Арбату. Новые волнения, растерянность. Наконец, около Торгсина первая машина из особого гаража. Ее ловят посреди улицы, т. к. она летит к Смоленскому вокзалу. И. не хочет садиться и отправляет детей и женщин. Мы едем в Кремль, через 5 минут приезжает Павел, а затем Ал. И. уехал прямо на дачу. Светлана устала – идет прямо в постель. Вася разнервничался от всех переживаний, кидается на постель и истерически рыдает, мы упиваемся валериановыми каплями и только спустя 1/2 ч., когда узнаем по телефону, что все на местах, пьем чай и обмениваемся впечатлениями. Метро – вернее вокзалы изумительны по отделке и красоте, невольно преклоняешься перед энергией и энтузиазмом молодежи, сделавшей все это, и тому руководству, которое может вызвать в массе такой подъем. Ведь все было выстроено с молниеносной быстротой и такая блестящая отделка, такое оформление…»
[24]
.
При Сталине агенты ГПУ, потом ОГПУ, потом НКВД слушали, что говорит народ, и докладывали об этих разговорах «наверх». И после пуска метро они тоже в справке с грифом «Секретно» доносили секретарям МГК о разговорах народа по этому поводу. Причем и о положительных высказываниях, и о злобных. Среди людей не осталось незамеченным посещение метро руководителями страны. И среди восторженных разговоров о том, что людям посчастливилось вблизи видеть Сталина и Молотова и даже говорить с ними, агенты сообщили и о следующих разговорах.
«На ряде предприятий рабочие выражали опасение, почему т. Сталин рискует, совершая поездку в общем поезде, где могли оказаться всякие люди. Например, т. Ветков (Дорхимзавод) говорил:
«По-моему, поездка т. Сталина на метро правильна. Но если эта поездка не была организована, не было проверки и подготовки, кто будет пассажирами в это время, тогда нельзя было ездить тов. Сталину. Нельзя подвергать вождя опасности».
Группа учеников ФЗУ завода им. Сталина (Седин, Нермель, Бобылев), побывавшая на метро до поездки т. Сталина, была восхищена этим строительством. По поводу поездки т. Сталина они говорили:
«Тов. Сталин, Каганович, Молотов, Орджоникидзе зря ездят так просто. Среди молодежи много хулиганья, и такие люди могут пропасть ни за что. А это испытанные вожди. Как бы предупредить, чтобы в следующий раз не ездили так просто»».
[25]
Сталин интересовался в стране всем, включая строительство. Его бывший телохранитель Рыбин вспоминает: «Размах столичной промышленности увеличивал потоки транспорта. Узкие древние улицы затрудняли движение. Самой широкой магистралью города было Садовое кольцо, посреди которого частоколом торчали высохшие от старости дубы. Вдобавок, проезжую часть сокращали трамвайные линии, бегущие вдоль деревянных домишек и потрескавшихся от старости кирпичных особняков. Приближалась реконструкция Москвы, строительство Метрополитена, способного лучше и быстрей перемещать людские потоки. Следовало подготовить необходимое решение правительства..
