И любой мало-мальски важный государственный вопрос поступал сначала к секретарям ЦК ВКП(б), и если они считали необходимым принять по нему решение, которое исполнял бы весь народ, то от них этот вопрос поступал в Политбюро. А персональный состав Политбюро имел принципиальную особенность — официальный глава страны, председатель Совнаркома (Совмина), ВСЕГДА был членом Политбюро, и, кстати, именно он и председательствовал на его заседаниях. Глава советской власти, председатель Президиума Верховного Совета СССР, также ВСЕГДА был членом Политбюро. Членами Политбюро при Сталине, как правило, были и наиболее выдающиеся на тот момент государственные деятели (поскольку в то время партийных и государственных деятелей невозможно было разделить — это было практически одно и то же).
Итак, поступая в Политбюро, вопрос рассматривался, и если он мог быть решен Политбюро на основании действующих законов, то Политбюро находило решение (согласовывало предлагаемое) и передавало это решение для исполнения находившемуся в составе Политбюро Председателю Правительства СССР. Таким образом получалось, что глава СССР перед тем, как рассмотреть вопрос со своими министрами на заседании Совета Министров, сначала рассматривал его с товарищами по партии на Политбюро.
А если вопрос требовал изменения законов Советского Союза, то решение, найденное Политбюро, передавалось для исполнения председателю Президиума Верховного Совета, и Президиум издавал соответствующий указ либо изменял или принимал новые законы, утверждая их впоследствии на съезде Верховного Совета.
Вот такую власть на Советской властью имел ЦК ВКП (б) сверху.
Решения Политбюро оформлялись протоколами, выписки из них посылались исполнителям, но исполнители не имели права ни хранить эти выписки при себе, ни сообщать об их содержании кому-либо. Исполнители действовали на основании своих должностных полномочий не партийных, а советских государственных деятелей, и действовали от своего имени. Таким образом, партия и сверху руководила всем, но формально была как бы ни при чем, и формально Конституция страны не нарушалась.
Большевики понимали, что они сделали, и не называли свою власть демократией как таковой, они называли ее «диктатурой пролетариата», соглашаясь с тем, что, конечно, пролетариат тут ни при чем и на самом деле это «диктатура вождей рабочего класса». И это было не точно, точно — «диктатура членов ЦК ВКП(б)».
Но что нужно четко понимать — инструментом государственной диктатуры ВКП(б) в СССР были безальтернативные открытые выборы и Политбюро! Есть у партии Политбюро и возможность провести только коммунистов в Верховный Совет — есть диктатура партии, нет такой возможности Политбюро — нет диктатуры! И еще: чтобы осуществлять диктатуру, ЦК обязан был иметь обе эти возможности вмешиваться во власть Советов, а без какой-либо одной (без безальтернативных выборов либо без Политбюро) диктатура ЦК партии заканчивалась.
Теперь вопрос: зачем нужна была диктатура?
Спасительница диктатура
Сталин был коммунистом («большевиком»), а само слово «коммунист» происходит от слова «коммуна» — общий. Соответственно, коммунистическая власть — это власть всех членов общества, а не власть членов коммунистической партии. Когда коммунисты в 1917 году взяли власть в России, то они так свою власть и задумывали — как власть всего народа, как коммунистическую власть. Вождь большевиков, В. И. Ленин, стал председателем Совета Народных Комиссаров — главой правительства, еще один большевик, Я. Свердлов, стал Председателем Центрального Исполнительного комитета Съезда Советов — главой советской власти. Другие большевики стали народными комиссарами (министрами). Все, демократия торжествует, можно было управлять страной и строить коммунизм! Ура, ура!
Но ничего с этой демократией не получилось.
Сопротивление старой гнилой паразитической элиты и одураченного ею обывателя было таково, что управлять Россией было невозможно без контроля за исполнением решений большевистских Советов и правительства. Нужны были надежные люди для этого контроля, и такими контролерами стали функционеры партии. И это заменило реальную демократию на диктатуру людей, управлявших партией, — на диктатуру ЦК ВКП (б).
Немного о диктатуре, и сначала о том, что в угрожающие для народа периоды истории народ спасает не демократия, а диктатура.
Здесь необходимо остановиться и специально оговорить вот что. Есть состояния мира и войны, эти состояния настолько различны, что различаются и становятся несовместимыми ценности этих периодов. Для мира высшей ценностью является человеческая жизнь, а для войны высшая ценность — смерть! Правда, смерть врага, но ведь в мирное время и это не всегда допустимо. Такое же различное положение и со способом управления страной. В мирное время максимальный прогресс дает демократия, поскольку способствует отбору талантливых руководителей (я в данном случае имею в виду теорию вопроса, а не нынешние фашистские (диктаторские) власти, прикрывающие свой фашизм как бы «свободными выборами»). А диктатура в мирное время — это регресс, поскольку в мирное время диктаторы, оставаясь без критики даже своих сторонников, а не то что врагов, быстро загнивают — тупеют, ленятся, окружают себя льстивой и глупой челядью, а преемники диктаторов вообще превращаются в раковую опухоль страны.
И в любом случае диктатура, с каких бы благих побуждений она ни устанавливалась, каким бы трудящимся-раструдящимся классом не маскировалась, была далеко не тем, что можно было назвать коммунизмом — властью всех, всего народа, властью коммуны.
Когда стало понятно, что власть большевиков — это надолго, то в партию полезло столько всякой мрази, что и Ленин, будучи в неважном настроении, констатировал, что в партии (имеются в виду функционеры партии, а не рядовые члены) 90 % карьеристов и 10 % фанатиков, готовых умереть за коммунизм, но не способных его созидательно строить. Вождям партии и Советского Союза приходилось созидать с теми, кто есть. И вот этим карьеристам (да и фанатикам) очень нравилась диктатура партии, очень нравилась возможность и при неважных результатах своей работы оставаться на руководящих должностях, очень нравилось, что можно избежать критики если не со стороны членов партии и ее руководителей, то по крайней мере со стороны беспартийного народа.
Нет, это не коммунизм!
Но настоящие коммунисты понимали, что это не коммунизм. Да, и они понимали необходимость диктатуры в тяжелый период, но они ведь рывком бросили страну вперед, они невиданными темпами подняли уровень жизни народа, что еще нужно? И к середине 30-х годов у коммунистов во главе со Сталиным созрело решение закончить с диктатурой ЦК ВКП (б) и перейти к коммунистической демократии во всем ее объеме.
И Сталин с товарищами к 1936 году разрабатывает новую Конституцию СССР, по которой вводятся всеобщие равные и тайные выборы. Первые выборы по новым правилам должны были пройти 11 декабря 1937 года. С реальным внедрением этого положения в жизнь с этими свободными выборами наступала смерть диктатуры ЦК.
Но большинству членов ЦК абсолютно не хотелось лишаться диктаторской власти!! Возник невидимый конфликт авторитетнейшего вождя партии Сталина со всесильным ЦК партии. Невидимым это конфликт был потому, что никто не мог ничего возразить Сталину по существу и не потому, что Сталина боялись. А потому, что возражавший расписался бы в своем антикоммунизме, — с какой стороны ни посмотри, но коммунизм это не диктатура!
