Но смотрят очень уж долго. Просто так, ради интереса, сонные люди не будут в окно глазеть. И Юнус задерживается. Давно пора бы вернуться. За это время можно три чайника чая заварить и два из них выпить под неторопливую беседу...
Вместе с затянувшимся ожиданием нарастало напряжение. Указательный палец правой руки сам собой лег на спусковой крючок. Подполковник понял уже, что в доме не все в порядке. Не может Юнус пропасть так надолго. Но как вести себя в такой ситуации? Если там, в доме, что-то происходит, значит, занавеску в окне держит не человеческая рука, а ствол автомата или винтовки. И если только Сохно покажет свое желание пройти в дом, сразу последует выстрел...
Стрелять самому на опережение? Это единственный выход... Был бы единственный выход, если бы не сомнения. А вдруг там ребенок? Вдруг у Юнуса просто живот скрутило и к унитазу приклеило... Всякое случиться может...
Жуткий женский крик и визг из дома раздался неожиданно, тем не менее Сохно успел правильно среагировать и совершить короткое движение пальцем. Автомат подпрыгнул в его руке, посыпались стекла, но не пробитые пулей, потому что пуля стекло только пробивает, не выбивая. Из окна вывалился, проламывая двойное стекло, ствол автомата. Тот, кто стоял за стеклом и целился в Сохно, упал вперед, стекло выдавливая. Это, конечно, была только случайность, обычно пуля отбрасывает тело назад, но сейчас, должно быть, она прошла навылет и пробила какие-то мягкие ткани, не оказавшие сопротивления. Например, горло. И потому человек вперед упал. Все эти соображения, не выстраиваясь в фразе, одной цельной картиной промелькнули в голове подполковника, а сам он уже вбегал в дом, там и стоящий с распахнутыми Юнусом дверьми.
Большой длинный коридор вдоль стены. С левой стороны лестница на второй этаж. Прямо – дверь на кухню. На пороге кухни лежал Юнус с перерезанным горлом. Большущая лужа крови под ним. В луже опрокинутый чайник, и чай растекся пятном, разбавляя кровь. Крупнолистовые чаинки в крови плавали. Прямо на перилах лестницы бессильно висела женщина, должно быть, та, что кричала так дико, увидев убитого мужа. И у нее по спине растекается кровавое пятно. В спину нож воткнули... Но сам нож выдернули... Сохно хорошо знал, как цепляется тело за нож и как трудно бывает его вытащить после полновесного удара. А когда нож вытаскивают, кровь во все стороны брызжет. Убийца, должно быть, сейчас весь в крови. И это не тот, что наставлял на подполковника автомат. Тот просто не успел бы... Значит, убийц, по крайней мере, двое. Может быть, больше. И они не могли еще успеть покинуть двор. И дом, может быть, не покинули...
Первый или второй этаж?
Замереть, прислушаться... Шум наверху... Там дети... Пусть и упустить убийцу, если он на первом этаже остался, но детей спасти... Сохно ринулся по лестнице, мимо тела женщины, перепрыгивая через три ступени. Он вовремя успел, и заметил в коридоре две фигуры. Один из бандитов бил ногой в дверь. Только дверь вылетела, как бандит упал. Сохно стрелял с пояса, но не промахнулся. Однако второй успел заскочить в комнату, и, прежде чем подполковник сделал два прыжка до двери, послышался звон разбитого стекла.
В темноте комнаты Сохно увидел двух прижавшихся к стене мальчишек, сыновей Юнуса. Оконная рама была выбита ударом ноги. Бандит с ходу выпрыгнул наружу. Сохно, даже не видя, что за окном, выпрыгнул тоже, с разбегу, угодил в какой-то колючий куст, сломал его, перевернулся, перекатываясь – и вовремя, потому что очередь ударила в то место, где он только что приземлился. Но, перекатываясь, он не успел увидеть обычный для автомата ночной мазок огня по темноте и потому дал очередь, ориентируясь только по звуку. Стрелял по ногам, чтобы потом взять бандита живым. Но промахнулся и услышал только треск ломаемых веток и кустов. Подполковник ринулся вдогонку, и только тут понял, что одна из пуль все же угодила ему в ногу. Прошла через мягкие ткани. Тем не менее он не остановился, даже увидев впереди забор. За забором злобно лаяла собака. Сохно в одно движение оказался на заборе, успел увидеть, как мелькнули ноги, перепрыгивая через забор соседний. В темноте подполковник за кустами не увидел, что находится в углу сада. Не увидел этого и беглец, иначе сразу выпрыгивал бы на улицу. А может быть, хорошо зная местное расположение, он специально решил преодолеть два препятствия. Начав движение, подполковник Сохно остановиться уже не мог, и видел, что переваливается на ту сторону прямо на большую бурую собаку. Собака не успела добежать до беглеца. Но к преследователю она успела. Можно было бы попытаться задержаться на заборе, но только попытаться, потому что по-настоящему удержаться было уже нельзя. И Сохно выбрал другой вариант. Он падал с забора прямо на собаку, всей своей тяжестью тела нанося животному удар сверху. Удар этот был сильный, и собака взвизгнула, пытаясь вырваться из-под человека. Сохно умудрился ухватиться одной рукой за ошейник с шипами, выставленными наружу, проколол себе ладонь, но ошейник не выпустил. Однако собака оказалась очень сильной и вывернулась, как-то изогнувшись, из-под него, и смогла вцепиться в рукав камуфляжки и даже ободрать руку, держащую ошейник.
Пришлось самому встать и держать тяжелую вырывающуюся собаку на вытянутой руке. Подполковник свободную руку уже сунул было за спину, взялся уже за рукоятку ножа, но собака была ни в чем не виновата, она только честно выполняла свою работу, и убивать ее рука не поднималась. Это была не жалость... Это была простая честность... Потому Сохно, собрав все силы, рванул ошейник в сторону, разворачивая корпус животного, что дало ему возможность ухватить второй рукой за шкуру около хвоста, и поднял собаку на уровень своей головы. Собака весила никак не меньше семидесяти килограммов. Нелегкий груз, но подполковник был тоже хорошо тренирован и слабостью не отличался. Он сделал единственно возможное в этой ситуации – забросил или, скорее, затолкнул свирепое животное в самую середину густого куста, хотя она тоже умудрилась хватануть его зубами за скулу. Ветви куста пружинили, не давая собаке опору под лапами, и, прежде чем собака куст проломила, Сохно успел заскочить на забор и выпрыгнуть на улицу. Кавказские овчарки прыгучестью не отличаются, и собака, злобно лая, последовать за подполковником не смогла.
Сохно осмотрелся и перевел дыхание. Он не знал, куда бежать. Улица темна... Бандита видно не было, шума убегающих шагов не было слышно... Погоня закончилась... Тогда подполковник вытащил трубку и набрал номер полковника Согрина. Коротко доложил.
– Вот так... Информация, значит, отсутствует. Посылай сюда ментов и следаков. Я пока осмотрю дом. И... перевязку сделаю... Ногу прострелили...
* * *
Чтобы попасть в дом, пришлось опять перелезать через забор, потому что калитку Юнус, впустив Сохно, закрыл изнутри. Но калитку открыл и оставил распахнутой, чтобы приехавшие менты смогли войти беспрепятственно. На крыльцо падал свет из коридора. Теперь, когда погоня кончилась, уже и боль в ноге остро почувствовалась, но и предоставилась возможность рану осмотреть. Пуля прошила мягкие ткани бедра навылет. Хорошо, что в задней части, потому что в передней проходит большая артерия, и с раной, пробившей эту артерию, не живут. Ходить, конечно, и с такой раной больно. Мышца эта, припомнил Сохно, так и называется – разгибатель бедра или двуглавая мышца бедра. Сгибаешь-разгибаешь, кровь, как насосом подается... Но такая рана заживает быстро, и быстро же забывается, если не потеряешь много крови. Кровь залила всю штанину. Надо быстрее перевязать...
