Однако, хотя жандармы отлично знали, с кем имеют дело, ничего предъявить Кобе не смогли. А ведь если бы всплыли террористические развлечения Иосифа Виссарионовича – он в лучшем случае поехал бы на каторгу. А то и познакомился бы со «столыпинским галстуком».
Тогда с террористами не церемонились. Но Кобе сумели вменить только побег из ссылки. И его снова отправили в ссылку на два года. Только вот почему-то не в Сибирь, а в Вологодскую губернию, в город Сольвычегодск (сейчас он входит в состав Архангельской области). До ближайшей железной дороги было… 16 километров. Причем это была не какая-нибудь глухая ветка, а одна из главных транспортных артерий страны – Сибирская железная дорога.
По сравнению с сибирскими масштабами такая ссылка – это вообще несерьезно. Неужели было непонятно, что человек, ушедший из Сибири, сбежит и отсюда? Тем более что имелась возможность драпануть сразу за границу – через Архангельск. К примеру, Борис Савинков, находившийся в ссылке в Вологодской губернии в 1903 году, сбежал именно таким путем
[9]
. Вот и пойми после этого логику царских правоохранительных органов.
Сольвычегодск был интересным городом – ссыльных там было не много, а очень много. Они составляли чуть ли не четверть населения города.
То, что Иосиф не сбежал сразу, объясняется неважным состоянием его здоровья. По большому счету он использовал ссылку как отдых в деревне
[10]
от революционных трудов. Когда Коба решил, что отдыхать хватит, то навострил лыжи. Деньги ему собрали ссыльные, причем для того, чтобы у них не было потом неприятностей, дело обставили так, будто Иосиф выиграл в карты 70 рублей. А дальше было все просто. Джугашвили переоделся в женское платье, проделал на лодке 16 километров по реке Вычегде до ближайшей железнодорожной станции – города Котласа. 16 километров вниз по течению – это вообще несерьезно. Легкая прогулка. Помогавшие ему ребята потом с успехом догрябали обратно до того, как их хватились. 26 июня 1909 года Джугашвили оказался в Петербурге, где встретился со старым другом Сергеем Аллилуевым, определившим его на квартиру.
В столице у Иосифа дел не было, и он отправился в Баку. Обстановка там была не слишком веселая. Как, впрочем, и по всей Российской империи. Дело даже не в том, что жандармы неплохо работали.
Поражение революции породили не только у революционеров, но и разного рода «прогрессивной общественности» усталость и пессимизм. Лучше всего эти настроения отражает стихотворение «Отбой» поэта-сатирика Саши Черного, написанное как раз в 1909 году.
По притихшим редакциям,
По растерзанным фракциям,
По рутинным гостиным,
За молчанье себя награждая с лихвой,
Несется испуганный вой:
Отбой, отбой,
Окончен бой,
Под стол гурьбой!
Однако Коба был человеком совсем иного склада – из тех, кто никогда не сдается. Приходится начинать все с начала? Делов-то. Будем начинать. Он с ходу принялся за дело – и благодаря его усилиям Бакинское отделение РСДРП стало одной из немногих в России реально действующих организаций. Он же возродил издание газеты «Бакинский пролетарий».
По некоторым сведениям Иосиф кроме всего прочего занимался и партийной контрразведкой. По крайней мере, в местной охранке у него был свой человек. Причем не кто-нибудь, а помощник начальника Охранного отделения ротмистр Зайцев. История умалчивает, по какой причине его высокоблагородие
[11]
работал на революционеров. На тот момент больших денег у эсдеков не имелось – многочисленные «спонсоры», помогавшие революционерам в 1903–1905 годах, теперь помощь прекратили. Но… Кто его знает.
«Странно – не все товарищи догадывались о том, что РСДРП имеет в охранном отделении своего человека, так что Иосифу приходилось изобретать совершенно невероятные обоснования того, откуда у него информация. Обоснования иной раз были откровенно поэтические. Как-то он рассказал, что его остановил на улице некий человек, сказав: „Я знаю, что вы социал-демократ“, – и сунул в руку список из 36 имен людей, которых полиция предполагала арестовать. Эта романтическая история была поведана комитету, и комитет ей вроде бы даже поверил, хотя совершенно ясно, что сведения Коба получил далеко не от „неизвестного“».
(Елена Прудникова)
Однако Коба занимался не только текучкой, но общепартийной политикой. Его не устраивала сложившаяся в РСДРП ситуация. В самом деле, партией руководили люди, сидевшие за границей. Точнее – «руководили». Потому что они погрязли в собственных разборках. После разделения на большевиков и меньшевиков в обеих фракциях возникли внутренние течения. Так, у большевиков появились леваки – «отзовисты» и «ультиматисты». Разница между ними нам не слишком интересна. Главное – эти ребята предлагали свернуть легальную деятельность, отозвать своих депутатов из Государственной Думы – и полностью сосредоточиться на подпольной борьбе. Ленин с ними увлеченно боролся – и все были при деле.
Но если присмотреться? Государственная Дума была фактически бесправна и не оказывала никакого реального влияния на политику государства. Да и в ней депутатов-большевиков было ничтожно мало. Так что все подобные споры просто-напросто не имели смысла. Но эмигранты этого не понимали. Хотя, с другой стороны – а что им еще оставалось? Трудно всерьез руководить подпольной организацией «из швейцарского далека».
Иосиф опубликовал в «Бакинском пролетарии» одну из самых своих значительных дореволюционных работ: «Партийный кризис и наши задачи». Начинается статья с констатации очевидного факта: «Ни для кого не тайна, что партия наша переживает тяжелый кризис. Уход членов из партии, сокращение и слабость организаций, оторванность последних друг от друга, отсутствие объединенной партийной работы, – все это говорит о том, что партия больна, что она переживает серьезный кризис.
Первое, что особенно угнетает партию, – это оторванность ее организаций от широких масс. Было время, когда наши организации насчитывали в своих рядах тысячи, а вели за собой сотни тысяч. Тогда партия имела прочные корни в массах. Теперь не то. Вместо тысяч в организациях остались десятки, в лучшем случае, сотни. Что же касается руководства сотнями тысяч, то об этом не стоит и говорить».
А вот далее начинаются серьезные «заявки»: «Существующие заграничные органы „Пролетарий“ и „Голос“, с одной стороны, „Социал-демократ“, с другой, не связывают и не могут связать рассеянных по России организаций, не могут дать им единую партийную жизнь. Да и странно было бы думать, что заграничные органы, стоящие вдали от русской действительности, смогут связать воедино работу партии, давно уже прошедшей стадию кружковщины».