Так вот, Герцен и Огарев работали исключительно за счет «самотека». И дело тут не столько в их талантах, хотя издатели «Колокола» были хорошими журналистами, сколько в сложившейся в России обстановке.
Особо стоит коснуться вопроса о предстоявшем освобождении крестьян. Считалось, что подготовка к этой реформе проходит в страшном секрете. Ага. На страницах «Колокола» велись бурные дискуссии по этому поводу.
А вот как комментировал «Колокол» объявление «воли» (№ 95 за 1 апреля 1861 года):
«День страха. Чего боялся государь 5 марта и 6-го? Зачем козачий полк стоял наготове? Зачем не торжествовали великое событие освобождения, а украли у народа его праздник? Зачем так скомкали объявление? Кто же сообщает радость как горькую пилюль?
[26]
Чего боялись? Народа. Да где же здравый смысл? Как же народ взбунтуется, когда его освобождают? Мы знаем, что здравого смысла нельзя искать у этих Игнатьевых и Долгоруких, да Александру Николаевичу как не стыдно. Не народа ему надобно бояться – татарву плантаторов его окружающих, они пройдут и между казаками и за кавалергарды. Александр Николаевич может Богу свечку поставить, если он проживет два года с своей обстановкой. Отчего доктор не пропишет ему для здоровья удаление всех крепостников, имеющих вход во дворец, начиная с Муравьева-вешателя и Долгорукова-слушателя».
Между прочим, подмечено-то точно. Консерваторы и в самом деле запугивали Александра II перспективой бунта в момент объявления манифеста. Хотя по всей России было всего два случая беспорядков. И оба – по большой пьяни.
Ещё раз подчеркну – «Колокол» ничего бы из себя не представлял, если б не множество добровольных корреспондентов. И ни за какие деньги это организовать невозможно. А ведь, согласитесь, когда чиновник посылает в эмигрантскую газету закрытые документы – это положение, мягко говоря, ненормальное…
Однако за наивысшим подъемом начинается спуск. Именно это и произошло с предприятием Герцена и Огарева в начале 60-х. Газета начала терять популярность. Причем причина этого крылась в самой концепции издания. Как мы помним, «Колокол» печатал неважно что, главное, чтобы «за свободу». И некоторое время это всех устраивало. Однако после 1861 года пути читателей «Колокола» (то есть недовольных существовавшим положением вещей) стали расходиться в разных направлениях. С одной стороны, появились молодые радикалы, которые надеялись, что освобождение крестьян выльется в революцию. Когда не вылилось – они не расстроились. Через два года предстояло подписание так называемых уставных грамот – а, как они верили, вот тогда-то… Одним из таких горячих парней был, к примеру, будущий культовый автор радикалов
Н. Г. Чернышевский. В 1861 году он написал прокламацию «Барским крестьянам от их доброжелателей поклон». За подобный текст посадят и в сегодняшней России. Для этих ребят «Колокол» уже казался слишком умеренным.
А вот большинству читателей наоборот – перестала нравиться разухабистость издания Герцена-Огарева. Одной из главных причин растущего неприятия было то, что Герцен поддержал польское восстание 1862–1863 годов.
Дело в том, что восстание протекало интересно. Польская шляхта (дворяне), которые, собственно, и восстали, не могли расстаться со своей мечтой о «Польше от моря до моря». Так что повстанцы размазали силы по всей бывшей территории Речи Посполитой (а на православных землях крестьяне люто ненавидели польских дворян). Но самое смешно не это. Восставшие ставили целью восстановление «старых добрых порядков» – когда пан имел право делать со своими «хлопами»
[27]
что угодно. В итоге восстание было ликвидировано после того, как российские власти объявили – крестьянам, сдавшим повстанцев, переходят их земли. Сдавать стали наперегонки, в том числе и католики-поляки.
Все эти тонкости Герцен понимать решительно не хотел. Польские повстанцы за свободу? За свободу. И нечего тут. Кстати, в английской печати лили потоком слезы по поводу героических польских повстанцев. Но это не значит, что Герцен был «куплен» англичанами. Такая уж была психология у тогдашних свободолюбцев. Впрочем, как и у нынешних. Сильное государство действовало на них как красная тряпка на быка.
Герцен совершенно искренне верил, что с началом восстания русские солдаты станут переходить на польскую сторону. Конечно же, не стали. Тем более что восстание началось с атак на русские части – и небольшие отряды солдат уничтожались при этом с исключительной жестокостью. То есть полякам, в отличие от Герцена, мысль о союзе с «москалями» против царя просто в голову не приходила.
«Близко время, когда народ русский просветится и поймет гнусную и своекорыстную политику современного русского правительства; тогда Россия проклянет всех участвовавших в пролитии польской крови, тогда дети будут стыдиться произносить имена отцов, помогавших насильственно закрепощать свободный народ… Вместо того чтобы позорить себя преступным избиением поляков, обратите меч свой на общего врага нашего; выйдите из Польши, возвративши ей похищенную свободу, идите к нам, в свое отечество, освобождать его от виновников всех народных бедствий – императорского правительства».
(А. И. Герцен)
Вам это ничего не напоминает? Такая позиция «Колокола» нравилась в России далеко не всем. В общем, Герцен и Огарев с размаху попали между двух стульев.
Кроме того, изменилась политика власти. Раньше она делала вид, что такого издания просто не существует. Хотя, как мы видели, даже сановники его читали. Однако в иностранных газетах, доставляемых на территорию Российской империи, цензура старательно вырезала помещенные там объявления о продаже изданий «Вольной типографии». Чем-то это похоже на политику советских властей в семидесятые годы ХХ века, которые тупо глушили «вражьи голоса». Результат и в том и в другом случае был одинаковым.
Но политика изменилась. Теперь существование «за бугром» оппозиционных изданий было признано – и желающие получили возможность полемизировать с «Колоколом» в российской печати. Разумеется, это не касалось тех, кто критиковал Герцена и Огарева «слева». Но и других хватало. Самое смешное, что это были не только – да и не столько – консерваторы. Герцен очень раздражал и последовательных «западников». А Александр Иванович, гад такой, о Западе отзывался также не слишком хорошо…
К тому же пресса стала более свободной. Сообщения, публиковавшиеся под рубрикой «Смесь», можно было прочесть и в российских газетах. Впоследствии цензура снова усилилась, но это было потом.
И тут Герцен и Огарев убедились, что популярность уходит так же легко, как и приходит. Тираж «Колокола» стал резко падать. В 1863 году он снизился до 500 экземпляров, да и те не расходились. Руководители «Вольной типографии» пытаются поправить дело, запустив новое приложение – газету «Общее вече», предназначенную для широких народных масс. Но эта затея была обречена на провал по определению. Для народа ни Герцен, ни Огарев писать не умели, да и не знали они того, что реально волновало крестьян. В 1865 году «Колокол» был переведен в Швейцарию, однако и это не помогло.
