Но силу законов и долг правосудия желая по возможности согласить с чувствами милосердия, признали мы за благо определенные сим преступникам казни и наказания смягчить нижеследующими в них ограничениями…»
Для большинства осужденных тяжесть наказания была снижена, так сказать, на порядок. Так, «перворазрядники», приговоренные к смертной казни, получили одни – вечную каторгу, другие – «двадцатник» (те, кто раскаялся). Осужденные по второму разряду, приговоренные «к политической смерти по силе указа 1753-го года апреля 29-го числа» («положить голову на плаху, а потом сослать вечно в каторжную работу»), – получили по двадцать лет без «плахи». И так далее.
Пятеро главных заговорщиков от смерти не открутились. Но мучительная казнь четвертованием была заменена обычной пеньковой веревкой.
Многие историки полагают, что Высший уголовный суд намеренно назначал наказания «с запасом». Смягчение наказаний высшей властью – это тоже российская традиция. Но, возможно, Николай I понял логику Пестеля. Смертная казнь и вечная каторга, которая немногим лучше смерти, – это, конечно, благодатный посев ненависти. Вероятность того, что кто-нибудь из друзей и родственников осужденных снова попытается поднять восстание. К тому же на императора со всех сторон давили родственники декабристов, многие из которых принадлежали к знатным и влиятельным фамилиям. Так, к примеру, генерал-майор Орлов отмазался от всякого наказания. Император не смог отказать его брату, сыгравшему одну из ключевых ролей в подавлении восстания в Петербурге.
Впоследствии, 28 сентября, Николай еще на порядок уменьшил тяжесть приговора. К примеру, «вечникам» скостили срок до 20 лет. А автор «Конституции» Никита Муравьев, схлопотавший 20 лет, в итоге отправился отбывать «пятнашку». Как и другие его «товарищи по разряду».
12 июля осужденные, кроме пятерых смертников, были доставлены в Комендантский дом. Им предстояло выслушать приговоры, которые для многих стали шоком. Так, Александр Муравьев до последнего был уверен, что Николай их помилует. В смысле – просто отпустит. Конечно, такая глупость императору и в голову не приходила. Это была бы не доброта, а идиотизм: безнаказанность развращает. Вообще, царь очень грамотно вычислил «среднее арифметическое» между строгостью и гуманизмом. А вот Константин Павлович в Варшаве всеми силами «отмазывал» поляков, чья причастность к заговору была неопровержимо доказана. Либерал… В результате он в 1831 году получил восстание, во время которого его спасла только исключительная бездарность повстанцев.
Ночью началось исполнение наказаний. Моряков отправили в Кронштадт. Остальных в три часа утра вывели на двор крепости. По углам горели костры, вокруг стояли гвардейские полки. Осужденных построили в центре в два каре – одно для гвардейских офицеров, другое – для армейских. Над головами декабристов ломали шпаги, с них срывали эполеты и мундиры, а затем облачали в арестантские халаты.
Якубович в куцем халате, в офицерских сапогах и в шляпе с пышным султаном вышагивал, как на параде. При виде него смеялись даже бывшие офицеры и дворяне.
Казнь декабристов я описывать не буду, об этом написано и снято очень много. Добавить, в общем-то, нечего, кроме одной детали. Шестидесятники и прочие либералы любили повторять фразу, которую якобы сказал Рылеев, сорвавшись с веревки:
– Бедная Россия! И повесить-то порядочно не умеют!
Эта фраза известна в нескольких вариантах. Князь С. Волконский, потомок декабриста Сергея Волконского, приводит еще такие варианты: «Подлецы, даже повесить не умеют», «И веревки порядочной в России нет», «Я счастлив, что дважды умираю за Отечество». Только вот не очень понятны источники цитирования. Все знают эти слова в пересказе и, заметим, по смыслу все три фразы различны. Так, может, она и не звучала? Есть в истории много случаев, когда тому или тому деятелю приписывают красивые, звучные слова, работающие на определенную легенду. Более того: большинство известных «исторических» фраз придумывались позже.
Как бы то ни было, но в результате «порядочная веревка» все-таки нашлась. Начался последний и самый длинный период в истории декабристов, также обросший многочисленными мифами, – тюремный.
Глава 10
Во глубине сибирских руд
1. Дорога дальняя, казенный дом
Каторжная история декабристов во многом «раскручена» благодаря женам некоторых из них – тем, кто последовал за мужьями в Сибирь. Сразу предупреждаю: отдельного рассказа об этом в книге не будет. Потому что это совсем другая история.
Создатели декабристского мифа следовали логике: уж если жены рванули за ними в Сибирь, значит, хорошие люди были. Но только в России тех времен женщины всех сословий этим же путем двигались очень даже часто. И следовали порой, заметим, без денег и на своих двоих. Ничего необычного в этом нет. Но, что самое главное, – сила женской любви абсолютно не зависит от моральных качеств объекта, на который она направлена. Ева Браун добровольно решила умереть вместе с Гитлером. Жена Геббельса – тоже. Могу вас уверить, что по крайней мере в последнем случае у пары самоубийц была настоящая большая любовь, которая тянет на мелодраматический сериал. И что с того?
А я расскажу, как декабристы «тяжко страдали» в заключении.
Сначала уточним: мало кто из декабристов полностью отбыл свой срок. В 1830 и 1832 годах Сенат еще два раза уменьшал сроки наказания. Так, Евгений Оболенский, который активно участвовал в восстании, ранил Милорадовича и вообще был одним их самых «крутых отморозков», был Высшей уголовной комиссией приговорен к смерти. В результате всех смягчений он отделался 13 годами. Потом вернулся, а в 1856 году он был восстановлен в дворянских правах.
Тут имеет смысл кое-что пояснить. Тогдашняя система наказаний сильно отличалась от нынешней. Сегодня человек, вышедший из тюрьмы, волен ехать, куда ему вздумается. Тогда это было не так. Бывший каторжанин, отбывший длительный срок, был ограничен в передвижении, в европейской части России он не мог селиться до конца жизни. Поэтому в европейских губерниях практически не существовало понятия «рецидивист». Тогдашние зэки шли лишь в одном направлении: в Сибирь. Назад пути не было
[25]
. Всем, кроме декабристов. Но давайте по порядку.
Обычный путь в Сибирь был долгим и трудным. Люди, осужденные на каторгу, шли к месту заключения пешком, закованными в кандалы. Дорога в Сибирь занимала около полугода, и выдерживали ее далеко не все.
А ведь среди осужденных были не только уголовники. Тогда существовал закон, по которому помещик мог отправить крепостного в Сибирь, по сути дела, по своему капризу. Например, восемнадцатилетняя крестьянка Елизавета Александрова получила 25 лет каторги за то, что помещица заподозрила девушку в краже фунта сахара. Вы скажете: да ведь именно против таких гнусностей декабристы и боролись. Возможно. Я еще вернусь к тому, что могло бы произойти в случае их победы. Но пока заметим: почему-то так случилось, что жизнь декабристов на «зоне» сложилась очень даже неплохо.
