А вот от панов, служивших “вору”, Сигизмунд помощи не дождался. Наоборот, они собрали “рыцарское коло”, возмутившееся, что король пришел “на готовенькое”. Делиться гипотетическими сокровищами они не собирались и направили монарху гневную петицию, мол, если кто-то “станет препятствовать нам получить свои выгоды в московской земле, то мы уже не будем уважать в таком враге ни отечества, ни государя, ни брата”. Тушинцы еще делали попытки овладеть Москвой. Пробовали ужесточить блокаду и вызвать голод, но атаман Сальков, орудовавший на владимирской и коломенской дорогах, был разгромлен Пожарским. Переманив на свою сторону отряд служилых казаков, тушинцы захватили подмосковное Красное село. Однако дальнейшего развития успех не получил — пришлось сжечь село и отступить. Заслали диверсантов, которые подожгли внешнюю стену укреплений — Деревянный город. Выгорело 40 сажен, но остальное москвичи потушили, быстро заделав дыру.
Сапежинцы на Троице-Сергиев монастырь больше не нападали, хотя пробовали пойти на хитрость. Зная о малочисленности защитников и начавшемся у них голоде, выпустили поблизости большое стадо скота. Чтобы выманить гарнизон на вылазку и перебить. Осажденные перехитрили. Долгое время делали вид, что приманкой не интересуются, а когда усыпили бдительность поляков, вдруг выскочили и захватили стадо, надолго обеспечив себя продовольствием.
Ну а Скопин после победы под Калязиным наступление приостановил. В разоренном Подмосковье армию было бы трудно снабжать. А тушинцы расставили отряды в Переяславле, Ростове, Александровской слободе, Дмитрове, Суздале, и при походе к столице войско попало бы в блокаду вместе с москвичами. Был принят другой план — продолжать собирать части вне Москвы, постепенно теснить врага и очищать от него окрестности столицы. Высланные воеводой отряды Головина и Валуева внезапной ночной атакой взяли Переяславль. В результате полк Лисовского в Ростове очутился в полуокружении и отступил в Суздаль. Скопин и царь рассылали по городам письма, собирая ратников, продовольствие, деньги. Прибывающих ополченцев обучали шведы.
В условиях вмешательства Польши союз с ними приобрел новое значение. Активизировалась переписка с Делагарди. Ценой больших усилий ему все же собрали часть жалования деньгами, мехами, тканями. Но его разложившиеся наемники были ни на что больше не годны. Делагарди распустил большинство из них (точнее, сами ушли), с ним осталось лишь 2 тыс. Выборгский договор нарушили уже обе стороны. Русские не могли своевременно платить огромное жалование, а шведы не участвовали в боях 5-тысячной армией, так что Карела могла им улыбнуться. Карл IX нажал на Делагарди, тот спешно выступил с наличными ротами к Скопину, а генерала Горна послал набирать новых наемников.
9 октября врагу нанесли врагу очередной удар. Валуев и Головин, разгромив польский гарнизон, взяли Александровскую слободу и по приказу Скопина начали строить там острог. Русские и раньше были сильны в полевой фортификации, поляки не раз укоряли их в нежелании воевать “по-рыцарски”, в поле. Ну да зачем лищние потери нести? Вернее и умнее было поражать противника из-за укрытий. Скопин-Шуйский на основе иноземного опыта развил эту тактику. Жолкевский писал, что “Скопин, где только ему приходится сражаться, везде строит, как нидерландцы, крепости”. Методика себя оправдала. Передовые отряды возводили остроги, в них переходили и размещались основные силы, закрепляя территорию и стесняя противника. И от острогов шло дальнейшее продвижение. Сапега и Ружинский, собрав 10 тыс. конницы и неизвестное число пехоты, решили отбить Александровскую слободу. 28 октября налетели, разгромили заставы русской кавалерии и “топташа до самых надолб”. А дальше уткнулись в укрепления и попали под огонь. Из-за засек и надолб контратаковала дворянская конница, клевала и снова укрывалась за укреплениями. После целого дня боя противник, понеся большой урон, убрался прочь.
Очередная победа чрезвычайно подняла престиж Скопина. Блокада Москвы была фактически разрушена. 23-летнего полководца славили по всей стране. А царь, его дядя, опять потерпел поражение — посланная им под Коломну рать Мосальского была вдребезги разгромлена паном Млоцким. Авторитет Василия Шуйского падал, и рязанский лидер Прокопий Ляпунов прислал Скопину предложение произвести переворот и принять корону. Воевода с возмущением отказался, демонстративно порвав грамоту. Но и закладывать Ляпунова не стал, царь узнал об этом по другим каналам и затаил недоверие.
В Александровскую слободу стягивались свежие контингенты. Пришел Шереметев из Поволжья, из Москвы — ратники Куракина и Лыкова. Армия достигла 30 тыс. Хотя действовал Скопин по прежней тактике. Послал отряд из 300 конников, прорвавшийся в Троице-Сергиев монастырь и подкрепивший гарнизон. Другой отряд встал по соседству с монастырем, в с. Хребтово, угрожая осаждающим. Отряды Хованского и Барятинского заняли Ростов и Кашин, Чеглоков побил врага у Бежецкого Верха. В ноябре полк Головина тоже был двинут к Троице-Сергиеву монастырю, поставив острожки у сел Ботово, Константиново, Заболотье. Отсюда тревожили противника, перехватывали фуражиров. И вынудили Сапегу атаковать острожки — 15 ноября на них пошли 3 полка конницы, 20 ноября — 4 полка. Ничего, кроме потерь, это полякам не принесло. Через поредевшее кольцо осады в монастырь прорвался Жеребцов с 900 ратниками. А за ним — 540 воинов Валуева. Вместе сделали вылазку и дали сражение на Климентьевском поле. 12 января 1610 г. Сапега снял осаду и ушел на Дмитров. Полуторагодичная оборона Троице-Сергиева монастыря кончилась победой защитников.
В Тушинском лагере поражения вызвали разлад, который усугубился прибытием послов Сигизмунда. С “цариком” они даже увидеться не пожелали и повели переговоры сугубо с панами, уговаривая их отправиться под Смоленск. Но те своими “корыстями” жертвовать не желали. Высчитали, что самозванец должен им… от 4 до 7 млн руб. И соглашались идти к Сигизмунду, если тот заплатит эту сумму. Подобная фантастическая цифра вогнала послов в шок, они умоляли сбавить требования до разумных, пробовали расколоть “рыцарство”, выискивая самых податливых. Дошло до драк и перестрелок. Лжедмитрия хаяли и угрожали. И он, испугавшись, что им пожертвуют, переоделся в крестьянское платье и сбежал в Калугу. Тут уж пошел полный разброд. Брошенная “мужем” Марина соблазняла панов, пытаясь играть роль самостоятельной лидерши-“царицы”. Но ее никто не воспринимал всерьез, и она тоже сбежала — в Дмитров к Сапеге. А тут и след “царика” отыскался, он разослал воззвания, объявив поляков изменниками и требовал истреблять их. Казаки вознамерились идти в Калугу. Заруцкий с Ружинским напали на них и перебили до 2 тыс. Но часть казаков озлобилась и ушла, а в отместку за избиение атаман Беззубцев истребил польский гарнизон в Серпухове.
Куда успешнее были контакты послов с “тушинскими боярами”. Филарет Романов, Дмитрий Трубецкой, Михаил Салтыков, Рубец-Мосальский, дьяк Грамотин и другие Шуйского не особо любили, но и “царика” презирали. И после переговоров сочли, что возможен компромиссный вариант, который мог бы и русскую Смуту замирить, и Польшу удовлетворить: пригласить на царствование королевича Владислава. Но о подчинении России полякам речь отнюдь не шла. Были выработаны предварительные условия, 18 пунктов, по которым королевич должен быть крещен в православие (так же, как Сигизмунд перешел в католичество при избрании на польский трон), оговаривалась территориальная целостность страны, незыблемость Православной Церкви, запрет строить в России костелы и пускать жидов, вводить унию — “чтобы учители римской и люторской веры не учинили разорвания в церкви”, править новый царь должен был “по старине”, а если понадобится изменить русские законы, то делать это лишь после совета с Думой на Земском Соборе — “и то вольно будет боярам и всей земле”.
