“Кавалеры” отступили, и парламентская пропаганда раструбила о “великой победе при Марстон-Муре”, приписанной исключительно Кромвелю. Авторитет его неизмеримо вырос. Газета “Пефект Дьюриел” даже писала о нем, как “об одном из Спасителей (как ему было предназначено Богом) этого Израиля”. Собственно, вся эта шумиха велась в рамках кампании индепендентов, недовольных умеренными пресвитерианами и рвущимися к власти. В результате в сентябре 1644 г. парламент принял закон о “свободе совести”, узаконив сектантские течения. И вызвав возмущение шотландцев, ждавших введения пресвитерианства. А военного значения Марстон-Мур не имел ни малейшего — через месяц после этой победы роялисты разгромили в Корнуолле армию Эссекса, потом в Беркшире разбили Манчестера и Уоллера.
Разразился скандал, Кромвель катил бочки на Манчестера, а тот возлагал вину за поражение на Кромвеля, чья кавалерия в нужный момент не выполнила приказ и не двинулась с места. Манчестер уже раскусил своего помощничка и предупреждал, что в будущем он может повернуть оружие куда угодно. Но у Кромвеля нашлись сильные союзники в парламенте — фракция Сент-Джона, копавшая под пресвитериан. А сам будущий диктатор проявил себя ловким и беспринципным политиком, выдвинув вдруг идею “Билля о самоотречении”. Согласно которому никто из членов парламента не мог занимать военных и гражданских руководящих постов. Под столь скромный и благородный акт попадали и Эссекс, и Манчестер, и Кромвель. Благодаря фракциям индепендентов в палатах общин и пэров билль был принят, главнокомандующим назначили Ферфакса, поручив формировать “армию нового образца”. А Кромвелю, как специалисту по созданию такой армии, было… предоставлено “временное освобождение” от требований билля. Он стал заместителем Ферфакса и вдобавок объявил себя персональным покровителем “свободы совести”.
Его китайские коллеги-повстанцы в 1644 г. победоносно двинулись на Пекин. Разбитые императорские войска стали переходить на их сторону. Император Чжу Ю-цзянь повесился, и Ли Цзы-чэн вступил в столицу. Объявил, что чиновников низших классов, с четвертого по девятый, он прощает и берет на службу, а лица первых трех классов были арестованы и вместе со всеми своими родственниками отправлены на казнь. Однако ничего, кроме этого, новый правитель сделать не успел. Потому что продержался в столице всего 42 дня — на Пекин выступили маньчжуры. А китайские военачальники принадлежали как раз к высшим чиновным классам. И в сложившейся ситуации видели в пришельцах меньшее зло. Абахай рассылал им письма, гарантируя почет и высокие посты. Ему сдались со всеми войсками генералы Кун Ю-де, Гэн Чжун-мин, Шан Кэ-си, наместник Хун Чэн-хоу.
Оборону на севере держал талантливый генерал У Сань-гуй со значительными силами. Спохватившись, повстанческий диктатор Ли Цзи-чэн обратился к нему с заманчивыми посулами и увещеваниями, но тот предпочел перейти к маньчжурам, открыл дорогу на Пекин и сам присоединился к Абахаю. И точно так же, как минские солдаты перебегали к мятежникам, теперь они начали массами перебегать к наступающим. Армия, которую выставил Ли Цзы-чэн против объединенного маньчжурско-китайского войска, была разгромлена подчистую. Диктатор напоследок поспешно принял титул императора — и сбежал. В Пекин вступили маньчжуры. И провозгласили империю Цин. А первым императором был объявлен малолетний князь Шунчьжи (Ши-цзу), племянник Абахая, который стал при нем регентом. У Сань-гуй с войском отправился на запад преследовать повстанцев, догнал их, Ли Цзы-чэн был окончательно разбит и погиб.
Да, вот так вот гибнут могущественные империи. Они сокрушаются отнюдь не бесчисленными полчищами завоевателей, а сгнивают и разрушаются изнутри. После чего захватчикам остается лишь прийти “на готовое”. Так и германцы разгромили Рим, и горстка крестоносцев — Византию, и несколько десятков тысяч монголов — Среднюю Азию и Русь, и испанцы — американские империи, и португальцы — державы в регионе Индийского океана. А малочисленные маньчжуры — империю Мин, многократно превосходившую их по численности населения, культуре и военному потенциалу. Правда, до полного завоевания Китая им потребуется еще 20 лет, еще сохраняли независимость обширные центральные и южные провинции с множеством городов, войсками, флотами. Но единства среди китайцев не было. Часть районов контролировали повстанцы. В Нанкине знать решила восстановить династию Мин, провозгласив императором одного из князей. Тут же нашлось несколько других претендентов… И в таких условиях покорение страны становилось для маньчжуров лишь вопросом времени.
В Европе в это время шведская армия Торстенсона утюжила датчан, они запросили мира. Оксеншерна торжествовал, ему уже виделось, что проекты “Балтийской империи” претворяются в реальность… Однако важное событие произошло в самой Швеции. Достигнув 18 лет, на трон вступила королева Христина. А это была особа “еще та”. Воспитывалась она без отца и матери, на попечении тетки, графини Пфальцской, получила великолепное по тем временам образование, а науку управления преподавал ей сам канцлер, ежедневно беседуя с ней о политике, международных и государственных делах. Но при всем при том девица росла себе на уме, была крайне грубой и развязной. Опеку Оксеншерны и его самого она возненавидела.
Политику она вообще считала делом нудным и, дорвавшись до власти, мечтала о “красивой жизни”. Принялась устраивать балы, охоты. А когда канцлер вздумал поучать и поправлять ее, стала назло принимать решения, противоположные его советам. Осыпала милостями сомнительных фаворитов, выписывала ко двору знаменитых поэтов и музыкантов, привлекала на свою сторону дворян, раздаривая им земли. Двор разделился на две партии, “молодую”, сторонников Христины, и “старую”, сторонников Оксеншерны. Ну а когда королеве растолковали, что ее траты очень затруднительны для казны, и без того перегруженной военными расходами, она попросту решила… выйти из войны. Чтобы, по ее словам, “отдаться наукам и искусствам”. А точнее — абы насолить канцлеру. И дала своим агентам полномочия заключить мир с Данией на любых условиях. “Старая” партия схватилась за головы, все плоды победы летели псу под хвост! Но “молодой” партии ловко подыграл Мазарини. Втерся с французским посредничеством, и быстро все обстряпал. В 1645 г. был подписан Бремсебрукский мир с территориальными уступками куда меньшими, чем могли ожидать датчане — от них перешли к Швеции острова Эзель (Сааремаа) и Готланд.
Многие шведы были возмущены — дескать, “за что боролись”? На что Христине было начхать, и в Германии она тоже готова была пожертвовать всеми приобретениями. Но в этом случае Мазарини принял сторону “старой” партии. Королеве через кардинальских шпионов в ее окружении популярно объяснили, что при повторении глупости подданные ее свергнут, ее агентам на переговорах французские дипломаты принялись мешать. А за это Оксеншерне пришлось заключить новое соглашение с Парижем — Франция возобновляла финансирование, а шведы обязывались действовать по ее указаниям. Корпуса Горна, Баннера, Торстенсона перебрасывались в Германию и опять начали свои опустошительные рейды.
Антигабсбургская коалиция сразу получила перевес. При первых же шведских вторжениях отпали от императора и заключили перемирие со Стокгольмом Бранденбург и Саксония. Французы и голландцы постепенно, город за городом, заняли изрядную часть Испанских Нидерландов. Но когда Мазарини послал Тюренна ударить по Баварии и вывести из игры эту союзницу императора, Мерси нанес наступающим тяжелое поражение. На выручку подоспел герцог Энгиенский, полководцы согласовали действия, и свежие силы атаковали баварцев в лоб, а Тюренн с конницей обошел их с тыла. Противника разбили, Мерси погиб, а его войска, оставшись без командующего, разбежались. Да только и победители понесли такие потери, что продолжать наступление не смогли. Война пехала по новому кругу…
