Впрочем, от Англии ждать было нечего. Она совершенно выключилась из европейских дел, утонув в собственных проблемах. Возобновилась война с Шотландией. Но наспех сформированная армия Карла I была разгромлена при Ньюберне. Мало того, шотландцы перешли в наступление, захватили северные британские графства Нортумберленд и Дарем. Положение стало критическим. Теперь уже и пэры, и многие придворные высказывались за созыв парламента и уступки оппозиции — абы денег дали. И в ноябре 1640 г. прошли выборы в парламент, получивший название Долгого.
Раскошелиться на нужды короля и страны он отнюдь не поспешил. То есть денежками-то поманил, намекнул, что даст. Но потом. А сначала, мол, надо утрясти вопросы внутренней жизни страны. И сформулировал эти самые вопросы в обширной программе — наказать “преступных” советников короля, определить политику государства и провести церковную реформацию. Причем по первому пункту парламент сразу перешел в атаку, лидер оппозиции Пим обвинил в измене Стаффорда — прежнего лидера оппозиции, подсуетившегося вылезти в королевские фавориты. Депутаты поддержали это обвинение очень весомыми “аргументами” — раздули смуту в Лондоне, взбунтовали чернь и пригрозили Карлу штурмом дворца. Монарх струсил и поступил совершенно беспринципно — сдал своего советника со всеми потрохами. И не только его. По сфальсифицированным обвинениям Стаффорда осудили и обезглавили. Архиепископа Лода посадили в Тауэр.
Но вместо “гражданского мира” это только разожгло аппетиты оппозиции. Шантажируя страну жупелом “шотландской угрозы” (и своим правом дать или не дать деньги на оборону), Карла заставили подписать билль, что выборы в парламент должны проводиться каждые 3 года, и он никем не может быть распущен, кроме как по своему собственному решению. Потом парламент упразднил Звездную палату и Верховную комиссию. Потом отменил закон о “корабельных деньгах” и лишил короля прав на любые экстраординарные финансовые сборы и расходы… Однако и после этого денег не дал. Потому что оппозиция с самого начала действовали по тайной договоренности с шотландскими ковентаторами, сама регулировала, когда тем активизироваться и создать “угрозу”, а когда тормознуть наступление. Ну а сочтя, что уже добился своего, парламент вместо средств на армию выплатил отступного шотландцам и заключил с ними мир.
А в дополнение к собственным проблемам на голову Карла свалился еще и такой “подарочек”, как Мария Медичи. Во Фландрии она достала буквально всех, долги ее достигли 4 млн, а испанцы денег больше не давали. Ришелье предлагал ей содержание — с условием, что она уедет во Флоренцию. Но очутиться вдалеке от главных центров европейских политических хитросплетений, Марию не устраивало. Она уехала в Голландию, пытаясь строить козни там. Голландцы нуждались в союзе с Францией и ее не поддержали. Тогда Мария отправилась в Англию к дочери-королеве. Где тоже всех допекла. Вдобавок она ведь была католичкой, известной происпанскими симпатиями, и стала “красной тряпкой” для парламента, который потребовал, чтобы король “убедил свою тещу уехать”. Обидевшись на всех, она перебралась в Кельн.
Французы в это время в полной мере пользовались затруднениями Мадрида. На севере осадили Аррас, и после долгого сопротивления испанский гарнизон сдался. Снова заняли Эльзас и Лотарингию. С каталонцами Франция заключила союз. Вместе разбили испанское войско при Монжюнике, и Каталония признала Людовика своим сувереном, графом Барселонским и Русильонским. А в Италии сестренку короля Кристину вернули на на Савойский престол. Правда, правительницей она была нулевой и передоверила управление герцогством любовнику, Филиппу д`Англие. Которого перекупили испанцы и ввели армию в Турин. Но французские части их вышибли, д`Англие арестовали и установили в Савойе режим полуоккупации.
После чего Франция и Швеция, хапнувшие практически все, что хотели, начали искать пути к миру, пригласив в посредники папу Урбана VIII. Он давно мнил себя политиком европейского масштаба и страдал комплексами из-за того, что его влияние весьма ограничено. Пытался это компенсировать, развернув в Риме грандиозное строительство дворцов и храмов. Но если когда-то в папскую казну текли деньги из других католических государств, теперь их приходилось добывать из карманов собственных подданных. Урбан, как и во Франции, взвинчивал налоги, устраивал внутренние займы, истощил страну поборами и ввел систему откупов — а в роли откупщиков оказывались родственники папы. За предложение французов он ухватился с радостью, его дипломаты принялись уговаривать враждующие стороны сесть за стол переговоров с тем, чтобы примирившись, под папской эгидой обратиться против турок.
А Испания, не в силах одолеть противников в боях, опять сделала ставку на французских заговорщиков. Новый клубок интриг возглавил принц крови Суассон. К нему примкнули де Гиз и губернатор Седана Буйонн. Его крепость и стала эпицентром восстания. Сюда стекались аристократы с отрядами дворян, император прислал 7 тыс. лотарингских солдат. И двинулись на Париж. Мария Медичи в Германии уже покупала кареты, намереваясь возвращаться во Францию. Королевская армия Шитийона встретила мятежников при Ла-Марфе. Ее разбили подчистую. Но в конце сражения к победителю-Суассону подобрался наемный убийца, посланный Ришелье, и пырнул кинжалом. И тотчас коалиция, связанная лишь авторитетом принца, развалилась, войско рассыпалось. Ришелье послал части к Седану, и Буйонн покорился на условиях прощения.
Возникновению второго заговора случайно подыграл сам кардинал… В качестве нового любовника он подсунул королю 18-летнего красавчика Сен-Мара, сочтя его безобидным. Но тот оказался капризным и вздорным юношей, устраивал скандалы и мог грубить даже Людовику. А против Ришелье стал враждовать. Существует версия, что король в этом поощрял любимчика, поскольку уже тяготился опекой премьера и был не против, если бы кто-то его избавил от Ришелье. Но Сен-Мар шел дальше, он связался с Испанией, с теми же Гастоном Орлеанским и Буйонном, замышляя государственный переворот. Но разве мог этот мальчишка тягаться с кардиналом? Через шпионов Ришелье добыл копию письма заговорщиков к Оливаресу с просьбой поддержать их и проектом крайне невыгодного для Франции мирного договора. И представил все это королю. Гастон, припертый уликами, немедленно заложил единомышленников. И Сен-Мара казнили вместе с его другом де Ту — который в заговоре не участвовал, но не донес. Правда, Буйонн уже успел впустить испанцев в Седан, но туда послали Мазарини. Он умело подъехал к жене Буйонна, уломал повлиять на мужа, обещая амнистию. В Седан удалось без боя ввести французские войска, а губернатора сменили. Таланты Мазарини оценили по достоинству, ему выхлопотали сан кардинала (хотя он, как и Ришелье, никогда не был священником).
В Англии, наоборот, торжествовала оппозиция. Заклевав короля и урезав его власть, парламентарии этим не удовлетворились. Развернули наступление на англиканскую церковь. Правда, тут мнения разделились, одни депутаты требовали только запретить священнослужителям вмешиваться в светские дела, другие — полной отмены института священников. Да и наложить лапу на церковное имущество многим казалось соблазнительным. Но на это возмутились пэры, отвергли подобные законопроекты. И вокруг короля стали группироваться “умеренные”, которых пугали растущие запросы палаты общин. Правительство же, по-прежнему не имея средств, продолжало выжимать их из Ирландии.
