И тут же нахлынули татары. Юрий Патрикеевич действовал умело, а москвичам не улыбалось быть зарезанными или идти в рабство. Они дрались стойко, десять дней орда засыпала их стрелами, лезла на приступы, а ее отбрасывали. Но окрестные жители не успели укрыться в Кремле. Воинство Улу-Мухаммеда перебило множество людей в посадах и деревнях, сгоняло пленных. Захватили монахинь подмосковных монастырей, но сочли неподходящим товаром, из них получались плохие наложницы, работорговцы неохотно брали их. Всем порубили головы.
Со сбором рати у Василия II ничего не вышло. После «белевщины» князья и бояре предпочитали схорониться в сторонке. С Борисом Тверским был заключен союз, но и он не откликнулся. Однако Улу-Мухаммед не знал об этом. Прикинул, что затягивать осаду опасно – вдруг появится великий князь с войском? Уводя длинные обозы с добычей и колонны невольников, хан двинулся прочь. В Белев он не вернулся. Сжег Коломну и повернул к Волге. Там и пленных можно было продать, и к Сараю ближе.
Государя известили, что гроза миновала. До Москвы не доехал, ему доложили: «Посады пожжены от татар, и люди посечены, и смрад велик от них». Пока расчищали пепелища и хоронили убитых, Василий остановился в Переславле. Вызвал туда Шемяку и Красного. Во время нашествия оба благополучно отсиделись по домам. Но они были самыми сильными из князей, и государь еще раз попытался договориться с ними о единстве. Не вспоминал их прегрешений, заново подписал «докончанья» на прежних условиях, утвердил за ними отцовские и добавленные владения, часть доходов от Москвы. Великий князь снова старался показать, насколько высоко ставит их, послал Красного управлять столицей в свое отсутствие.
Может быть, пытался таким способом воззвать к совести? Посмотрит князь, во что привратились московские пригороды, понюхает трупный смрад, и кольнет у него – кто виноват? Не они ли, провалившие поход на Белев? Но мценскому воеводе Григорию Протасьевичу, в отличие от Шемяки и Красного, пришлось сполна расплатиться за случившееся. Хан удалился, прикрыть его стало некому. Изменника «поймали и вынули очи». Византийская кара приживалась на Руси. Ее начали применять и воспринимать как обычную, традиционную для высокопоставленных лиц.
Но одни проблемы тянули за собой другие. В общем разладе совсем отбился от рук Новгород. После «белевщины» боярская республика и подавно обнаглела. Перестала платить дань, даже конфисковала угодья великого князя на своей территории. Василий II крутился так и эдак. Соглашался на любые уступки, вплоть до возвращения городов, присоединенных его отцом, Вологды, Волока Ламского и Бежецка, если новгородцы будут повиноваться и исполнять обязательства. Но налет Улу-Мухаммеда на Москву стал еще одним аргументом – Василий совсем беспомощный, на него можно не обращать внимания.
В 1440 г. Новгород подписал соглашение с литовским государем Казимиром, переходил под его покровительство. Но на этот раз «золотые пояса» просчитались. Стерпеть подобный шаг означало смириться с тем, что Русской державы больше не существует. Государь бросил клич удельным князьям. А для них поход на Новгород выглядел крайне соблазнительным. Предстояло не подставляться под татарские стрелы, а всего лишь наказать строптивцев и при этом неплохо пограбить. Князья и бояре прибыли как один, даже Борис Тверской вспомнил о союзе, прислал отряды. Рать государя вступила на новгородские земли с востока, поддержали и псковичи, вторглись с запада. «Золотый пояса» смекнули, что с Казимиром они поторопились. Прислали архиепископа Евфимия подтверждать, что они подданные Москвы, а не Литвы. Поторговались и сошлись, что за провинность они уплатят 8 тыс. руб.
Но в те же самые годы, когда Русь разбиралась с ордынцами и собственными смутьянами, ее судьбу пытались решить без нее. И не только ее судьбу, а всего мира. Заседал собор, пышно наименованный «восьмым вселенским». Папа Евгений IV намеревался одним махом убить двух зайцев. Подчинение Православной Церкви давало ему мощнейший козырь, невиданно поднимало авторитет. Евгений решил использовать это, сломить оппонентов, силившихся поставить соборы выше пап. Именно для этого он наметил место поближе к Риму, в Ферраре, где у него было больше сторонников. Расстарался, чтобы уния выглядела его персональной победой. Взял на себя все расходы, обеспечил делегацию православных на самом высшем уровне.
Прислал в Константинополь собственные корабли, они доставили в Италию императора Иоанна VIII, патриарха Иосифа и 700 греческих священнослужителей с сопровождающими лицами. Приехали грузины, русские, представители других церквей. Хотя византийский царь был озадачен. Папа наобещал ему, что на соборе будут все европейские короли, и Евгений тут же, не отходя от кассы, поднимет их в крестовый поход на турок. На самом деле же деле Иоанн оказался в Ферраре единственным светским властителем. Он мечтал председательствовать на соборе, как когда-то Константин Великий – нет, и такой чести ему не предоставили. Председателем стал папа, а императора усадили ниже.
Но и надежды католиков не сбылись. Они-то раскатали губы, что православные быстренько сдадутся, патриархия специально подбирала делегатов. Однако, невзирая на ее усилия, на собор попали стойкие защитники Православия, их возглавил архиепископ Марк Эфесский. Он и примкнувшие к нему священники твердо отстаивали принципиальные вопросы, обличали латинян в ереси. Споры затягивались, и тут уж заскучал папа: делегаты кормились из его кармана. Евгений откровенно намекнул, что пора заканчивать, урезал грекам содержание. Они возмутились, могли разъехаться. В щекотливой ситуации Ватикан выручили флорентийские банкиры Медичи. Согласились финансировать собор, но предъявили условие – перенести его во Флоренцию. Тогда ведь и на их долю выпадут изрядные дивиденды. Их город прославится, с собравшимися иерархами можно провернуть хорошие сделки.
Папа с радостью ухватился. Собор сменил место заседаний, а Медичи, кроме денег, готовы были предложить Евгению IV и другие услуги: камеры в тюрьмах, стражу. На православных пошло суровое давление. Император Иоанн VIII полностью одобрял: противников надо сломить. Строил рассуждения: что главное для христианства? Конечно, спасти Византию. Без крестоносцев спасать ее некому. Следовательно, уния нужна любой ценой. Столпами соглашательства выступали Виссарион Никейский и митрополит всея Руси Исидор. Хаяли Марка Эфесского за «упрямство», Исидор провозглашал: «Лучше соединиться с римлянами душой и сердцем, чем без всякой пользы уехать отсюда». При обсуждениях, что сохранится в соединенных церквях, а что изменится, эта часть делегатов безоглядно принимала все, что им навязывали.
Впрочем, латиняне поддерживали видимость приличий, кое-в-чем уступали. Если вам, православным, не нравится сидеть в храмах, пожалуйста, стойте. А мы посидим. Не нравится органная музыка? Ладно, пойте как умеете. Если вы привыкли служить на квасных просфорах, служите. А мы тоже будем служить как привыкли, на пресных облатках. Вы молитесь по-гречески и по-славянски – что ж, и это позволим. Но как и за кого молиться, определять будем мы. По основным пунктам, которые как раз и являлись камнями преткновения, католики ни малейших уступок не допускали.
Требовали признать, что Святой Дух исходит не только от Бога-Отца, но и от Сына. Не только Христос, но и Дева Мария родилась от непорочного зачатия (а значит, без первородного греха, как бы и не нуждаясь в Спасителе). Надо было принять и положение о чистилище между раем и адом. То есть, что бы ни натворил человек, за гробом можно очиститься. Наследники купят индульгенции, и душа отправится в рай. А попутно Евгений IV подсуетился похоронить принцип соборности. У православных внедряли приоритет папы и автоматически закрепили его у себя. По сути, заставляли изменить понятие о самом назначении Церкви и о том, кто ее возглавляет. Не Христос, а папа, «наместник Христа». Непогрешимый. Его надо слушаться, ему надо верить, как Самому Богу. Ну а Христа требовалось всего лишь «любить» время от времени. По мнению католических богословов, достаточно было «возлюбить» Его раз в пять лет.
