Русские мастера писали не картины, а иконы. Это куда более сложное искусство. Создавали символы, помогающие человеку настроиться для молитвы и раскрыть душу перед Господом. Иконописец отрешался от всего земного. Подолгу постился, молился, искал вдохновения не в земных соблазнах, а свыше. Св. Андрей Рублев не мог жить без икон. В праздники и по воскресеньям трудиться не полагалось, но он все равно приходил в мастерскую и смотрел на них. Даже незавершенные работы воспринимал не как произведение собственных рук, а именно как иконы, обращался к ним с мысленной молитвой. А в результате рождались боговдохновенные «Спас», «Апостол Павел», «Архангел Михаил», знаменитая Троица. Рождались росписи соборов, возникала новая, московская школа иконописания.
Русские писатели не сочиняли вычурных стихов в честь любимых женщин, напыщенных восхвалений правителей, не блистали фривольными «декамеронами» и еретическими «божественными комедиями». Пожалуй, для них было бы и непонятным растрачивать способности на столь мелкие цели. Они тоже стремились к фундаментальному, вечному. Из-под их перьев появлялись «Житие св. Сергия Радонежского», «Житие св. Стефана Пермского», «Слово о житии и преставлении великого князя Дмитрия Ивановича», «Задонщина» и целый цикл сказаний о Мамаевом побоище, «Повесть о нашествии Арапши», «Повесть о московском разорении» Тоштамышем, «Повесть о нашествии Едигея на Москву», «Слово похвальное» инока Фомы.
На Руси трудились и выдающиеся мыслители. Одним из них стал митрополит Фотий, он твердо отстаивал чистоту христианского учения, создал несколько сочинений против ереси стригольников. А преподобный Кирилл Белозерский обосновывал смысл государственной власти и всего Русского государства: сбережение веры Христовой. В посланиях Василию I он доказывал, что служение государя даже выше церковного [81]. Ведь государь призван отстаивать и защищать всю Церковь, все православное Отечество, сохранять для Господа оплот христианства. Значит, и власть великого князя священна, она должна быть самодержавной.
Такая направленность русской культуры была близкой и понятной тогдашним людям, полностью соответствовала их образу жизни. Земное не мыслилось без Небесного, а Небесное виделось светлым и совершенным продолжением земного. Два мира не отрывались друг от друга, они были близко, постоянно и тесно соприкасались. Русские ощущали это и стремились туда, к вечному идеалу. Лучшим украшением городов были храмы. Ансамбль Кремля дополнился Благовещенским собором. В Троице-Сергиевом монастыре возводился каменный Троицкий собор. Их расписывали непревзойденные мастера – Андрей Рублев, Феофан Грек, Прохор, Даниил. Брат великого князя Юрий Звенигородский основал Саввино-Сторожевский монастырь с белокаменным храмом Рождества Богородицы, игуменом стал ученик св. Сергия Радонежского преподобный Савва Сторожевский.
Вдова Дмитрия Донского Евдокия была очень богатой женщиной. Любая европейская дама на ее месте могла жить припеваючи, да и русские законы позволяли второй раз выходить замуж. Законы позволяли, но совесть и психология княгини не позволили. Евдокия умерла для житейских удовольствий вместе с мужем, изнуряла себя тяжелыми постами, проводила время в молитвах. Свои немалые доходы она тратила на помощь бедным и увечным, на церковное строительство, заложила храм Рождества Пресвятой Богородицы, а потом Вознесенский монастырь. В нем постриглась и она сама, приняв имя Евфимии, в скором времени ее признали святой. А монастырь стал усыпальницей русских государынь (уничтожен в 1929 г.)
Еще один сподвижник и родственник св. Дмитрия Донского, славный Дмитрий Боброк-Волынский строил Бобренев монастырь. А под конец жизни вместе с женой ушел в монахи. Но даже представители высшей знати постригались не только в старости. Были и такие, кто по призванию, с юных лет жертвовал себя Господу. Среди них был один из сыновей Боброка Волынского, по материнской линии – племянник Дмитрия Донского! Двоюродный брат Василия I! Но он предпочел отречься от земных благ, удалился из столицы в новгородские обители и прославился как весьма почитаемый святой, Михаил Клопский.
Наверное, вы уже обратили внимание, как часто в этой главе встречаются слова святой, преподобный – Андрей Рублев, Епифаний Премудрый, Кирилл Белозерский, Евфимия Московская, Савва Сторожевский, Михаил Клопский… А ведь названа лишь небольшая часть! В начале XV в. Господь благословил вдруг Русскую землю чрезвычайно щедро. В ней стали проявлять себя десятки святых! Пафнутий Боровский, Григорий Пельшемский, Максим Московский, Ферапонт, Дмитрий Прилуцкий, Савва Стромынский, Варлаам Шенкурский, Исидор Московский, преподобные Герман, Савватий и Зосима Соловецкие… Это было совершенно необычным. Подобное отмечалось лишь в первые века христианства. Явно и зримо подтверждалось, из перегноя умерших и умирающих княжеств рождается нечто новое. Святая Русь!
Хотя современники об этом не задумывались, да и не придавали какого-то особенного значения. Для них-то действительность, окружавшая их, была обычной. Если становилось известным о подвигах и чудесах праведников в одном, другом, третьем городах, это считалось нормальным. На то они и праведники. Но разве их заслуги дают повод возгордиться и возомнить о себе их грешным землякам?… Большое можно разглядеть только на расстоянии. Очень большое – на значительном расстоянии, из последующих веков. А перед тогдашними людьми на первом плане стояли насущные заботы. Они были важными, поглощали все мысли и усилия.
Да и как не поглощать, если от них напрямую зависели судьбы Москвы и великого княжения? Василий Дмитриевич был уже не молод. А долголетием не отличался ни один русский государь. Нервные нагрузки, ответственность подтачивали их рано. Василий относился к смерти по-православному. Господь призовет, когда сочтет нужным, в любой день. К этому надо быть готовым. Софья Витовтовна родила ему четверых сыновей. Юрий и Даниил преставились в детском возрасте. Иван уже возмужал, ему исполнился 21 год. Четвертый, Василий был младенцем, важно надувал щечки в кроватке, радовал мать и отца неуверенными шажочками по дворцовым покоям.
Великий князь с женой и боярами неоднократно беседовали о будущем. Дмитрий Донской сумел передать власть не брату, а сыну. У него имелись весомые обоснования: единственный брат был двоюродным, не имел прав на престол. Но ведь формально древнюю систему наследования от брата к брату никто не упразднял. Она приводила к склокам между дядями и племянниками, она диктовала не единение страны, а расчленение – всем дядям и племянникам, ожидающим своей очереди, требовались личные владения. Кроме того, только система от отца к сыну обеспечивала прочное и стабильное управление. При наследнике оставались советники и чиновники его отца. А другой князь привел бы во дворец собственное окружение.
Василий Дмитриевич готовился окончательно отбросить отживший свой век обычай. Разумеется, его горячо поддерживала супруга, поддерживали московские бояре. У великого князя здравствовали четверо родных братьев, Юрий Звенигородский, Константин Угличский, Петр Дмитровский, Андрей Можайский. Но он обозначил преемником сына Ивана. На церемониях и торжествах сын появлялся вместе с отцом, стал его ближайшим помощником во всех делах. К этому привыкали. Братья, вроде бы, смирялись. Но в 1417 г. Иван разболелся и умер. У государя остался единственный сын, несмышленыш Василий!
