Но и просьба о поставлении Пимена выглядела сомнительной. При дворе императора и в патриархии сидели не дурачки, легко раскусили подлог. Но кандидат в митрополиты засыпал всех взятками. Немалой казны посольства не хватило, он влез в долги к генуэзцам, занимал от имени великого князя где только мог. А тут подоспели и новости о Куликовской битве. Патриарх Нил пришел к заключению, что за дружбу с Москвой надо держаться покрепче. Он сделал вид, будто не подозревает об обмане и развел руками: «Не знаю, верить ли послам русским, но совесть наша чиста». Возвел Пимена в митрополичье достоинство. Мало того, послам удалось выхлопотать от патриархии грамоту, что отныне «на все времена архиереи всея Руси будут поставляемы не иначе как только по просьбе из Великой Руси».
Но пока в Константинополе раскручивался этот клубок, оттуда ехали купцы, странники. До Дмитрия Ивановича дошли сведения о вопиющем самоуправстве его делегации, добавился еще и слух, что Митяй-Михаил умер не своей смертью, что его уморили, дабы перехватить митрополичий клобук. Государь разгневался. Послы запятнали ложью и Русскую Церковь, и всю державу! А как оставалось поступить? Искать третьего митрополита, снаряжать новую делегацию в Византию и окончательно опозориться? Государь советовался с духовником, с епископами, и снова вспомнил про Киприана.
В Москве еще не знали, что патриархия признала неправильным его поставление. Но учли, что положение самого Киприана очень переменилось. Раньше-то он спелся с Ольгердом, помогал ему тянуть Русь под себя. А сейчас Ягайло притесняет православных, в Киеве сидит язычник Скиргайло, и митрополиту приходится не сладко. Возникла идея, а если перезвать к себе? Хоть и чужак, но ведь настоящий, рукоположенный митрополит. На этот раз он будет призван не против воли, а по воле великого князя. Киприан деятель хваткий. Вот и пускай послужит Дмитрию так же, как служил Ольгерду, подтягивает к Москве литовских православных…
В 1381 г. в Киев отправился духовник государя Федор. Киприан не верил своему счастью. Боялся, как бы ему усидеть на собственном месте – то ли Ягайло прогонит, то ли патриарх лишит сана. А его приглашали занять кафедру митрополита Владимирского и Всея Руси, жить в богатых кремлевских палатах! Он торжественно прибыл к Дмитрию Ивановичу, о былых ссорах не вспоминали. Возвратились и посланцы из Византии, но их ждал несколько иной прием. Задержали в Коломне, запретили въезжать в столицу. Провели расследование. Убийство Митяя не подтвердилось, однако все остальное, что они натворили, заслуживало наказания. Бояр-послов определили в тюрьму, с Пимена сняли митрополичий клобук и сослали в Чухлому.
Между тем, эхо Куликова поля громко аукнулось и в Литве. Раньше Ягайлой были недовольны только православные. Сейчас они открыто вступали в переговоры с Дмитрием Донским, как бы перейти в его подданство. А бесславный поход Ягайлы к Мамаю и поспешный марш в обратную сторону – считай, бегство, подорвали его авторитет даже среди язычников. Брезгливо качали головами: слабак и тряпка. Воспользовался дядя, Куйстут. Он сверг племянника, и воины провозгласили его великим князем Литвы. Кейстут круто изменил политику государства. Предложил Дмитрию Донскому заключить союз, вместе стоять и против татар, и против немцев. Русские охотно согласились. Князья-эмигранты получили обратно свои уделы, Андрей Ольгердович вернулся к себе в Полоцк, Дмитрий Ольгердович в Брянск. Прощались тепло и верили, что ненадолго. Теперь русские и литовцы друзья, встретятся и на празднествах, и в походах на общих врагов.
Но у Ягайлы тоже нашлись друзья, католики, поляки. Подсобили деньгами, людьми. Он заявил, что хочет помириться с дядей, готов быть послушным вассалом. Устроил большой пир. А за столами подал знак, его слуги кинулись на приглашенных. Подгулявшего Кейстута и его бояр перерезали. На пир не явился сын дяди, Витовт, но что-либо предпринять ему не позволили. К нему внезапно нагрянул отряд воинов, и он очутился в темнице. Предсказать участь Витовта было не трудно. Однако он во многом отличался от доблестного и беспечного Кейстута. В хитрости ничуть не уступал Ягайле.
Жена заключенного Анна выпросила разрешение навещать мужа, приносить еду. Разумеется, носила не сама высокородная княгиня, взяла с собой служанку Елену. Девку рослую, плечистую, самый раз таскать горшки и сумки. Стража не слишком интересовалась, чем занимались супруги в камере. Вроде, ворковали, утешали друг друга. А Витовт и Анна приказали девке быстро раздеваться. Пока жена присматривала у двери, Елена путалась в мужских вещах, а князь в женском платье. Тюрьму покинула та же парочка – взволнованная раскрасневшаяся княгиня и молчаливая рослая холопка, накинувшая на голову капюшон. Глянули, что делает Витовт: он лежал в камере лицом к стене. Наверное, расстроило его свидание, лишний раз напомнило о горькой доле.
Когда подмена раскрылась, было поздно. Лучшие кони уносили князя и княгиню к границам Пруссии. Витовт не отличался излишней чувствительностью. Спасшую его девушку подвергли страшным истязаниям и казнили, но что значила ее жизнь? Разменная монета, не более того. Князь явился к тевтонским крестоносцам, врагам Литвы. Попросил убежища и помощи. Правда, рыцари никогда не помогали бескорыстно. Но и это Витовта не смутило. Он передал Ордену права на свой удел, Жмудь. Целая область Литвы стала еще одной разменной монетой в борьбе за власть.
А Ягайло ощущал себя крайне неуверенно. Представлял, что Витовт наведет тевтонов, роптали воины Кейстута. Православные князья не желали признавать нового правителя. А больше всего пугало, как поведет себя Дмитрий Донской? Выступит на стороне своих соратников, Андрея и Дмитрия Ольгердовичей, и песенка Ягайлы будет спета. Он лихорадочно размышлял, где же ему найти покровителей, и выбрал самый выигрышный выход – поклониться… Москве. Посредницей выступила его мать Ульяна. Предложила условия союза, куда более предпочтительные, чем с Кейстутом. Не просто союза!
Ягайло просил в жены дочь Дмитрия Ивановича, при этом брал обязательство принять православие и окрестить всех подданных. А над собой признавал старшинство московского государя, должен был слушаться его! Литва добровольно соглашалась «прирастать» к Руси точно так же, как Тверь или Рязань! Подключился митрополит Киприан, тут-то и пригодились его связи среди литовцев. В 1382 г. подписали договор, скрепили печатями. Оставалось лишь исполнить, обвенчать молодых. Но как посмел бы Ягайло не исполнить договор с непобедимой Русью?
16. Нашествие Тохтамыша
Хан Тохмамыш совсем не считал, что Куликовская битва должна обозначить некий перелом в отношениях Орды и Руси. Да, Москва усилилась. Но ведь и Орда отнюдь не выдохлась. Наоборот! Под рукой нового хана впервые объединились Золотая, Белая и Синяя орды, его держава раскинулась от Днестра до Алтая. При дворе Тохтамыша собрались мурзы и эмиры, переметнувшиеся от Мамая. В Сарай снова стекались ордынские, генуэзские, хорезмийские купцы. Подсказывали хану: русские слишком много возомнили о себе, пора бы поставить на место.
К великому князю выехал царевич Ак-ходжа, ради пущей убедительности повел с собой свиту в 700 всадников. Но посольство доехало только до Нижнего Новгорода. Население городов и деревень, лежащих на пути, услышало про большой отряд, заволновалось. Снова татары? Снова будут наглеть, насильничать, грабить? Терпеть подобные визиты русские больше не желали, и Ак-ходжа побоялся продолжать путь, как бы его не приняли в рогатины и топоры. И все-таки царевич не напрасно прогулялся туда и обратно.
