Подполковник много чая выпивал во время своих визитов ко мне. Наверное, и в своем кабинете он пил не меньше, потому что лицо у него было сильно отечное. Но в его кабинете я не бывал. Мне, как законспирированному агенту, категорически было запрещено появляться в управлении ФСБ. И все встречи происходили только у меня. Я специально для Али Алиевича заваривал зеленый чай, а для себя – стаканчик черного. Но когда я сообщил о приезде Мовсара, подполковник даже про чай забыл, так задумался.
– Может, мне записать разговор? – предложил я.
– Как записать? Ты же у нее будешь встречаться? Там прослушку не установишь… У нас вообще с этой аппаратурой туго…
– Просто… У меня диктофон есть… Я еще в училище лекции записывал… Шестьдесят минут на одной стороне пленки… Надо будет перевернуть, я в туалет схожу и переверну…
– Не опасно? – скорее себя, чем меня, спросил Али Алиевич.
– А что здесь опасного? – не понял я. Вернее, я понял, что подполковник в связи со спецификой своей службы, привык к сложным ситуациям. Здесь же ситуация была настолько простая, что никаких пока причин тревожиться не существовало. Обыскивать меня никто бы не стал. – Я почти официальный жених Мадины. Приехал брат невесты и желает со мной познакомиться… Конечно, в первую встречу никаких серьезных разговоров быть не может. Но я сначала просто приспособлюсь к работе с диктофоном. Проверю хотя бы, как записывать будет. На стол же его не выставишь. А из кармана придется микрофон выводить… Там есть выносной микрофон…
– Дай-ка мне его… – попросил подполковник.
Я вытащил из ящика стола диктофон и микрофон со шнуром. Подполковник долго микрофон рассматривал. Потом в карман положил.
– Через час верну… Тогда и обговорим детали…
* * *
Вернулся он, конечно, не через час, а через два с половиной, и вместо моего микрофона принес свой, замаскированный под авторучку.
– Только в карман вторую ручку положи… Настоящую… Мало ли, попросят что-то записать… Не эту же доставать… – предупредил.
Потом инструктировал меня, как маленького мальчика. В основном инструктаж касался национальных обычаев. Предупреждал, что может Мовсару не понравиться, а что, наоборот, должно вызвать его уважение. Это чтобы я впросак не попал. Национальные отношения на Кавказе не менее тонкие, чем в Средней Азии. И человеку другой национальности, другого вероисповедания следовало быть осторожным. У меня впечатление после этого разговора сложилось такое, будто подполковник Магометов озабочен только желанием женить меня на Мадине. Впрочем, я против этого и не возражал, а советы человека местного всегда кстати…
– Когда встречаетесь? – спросил Али Алиевич только под конец разговора.
– После службы…
– Место там такое, что «наружку» не поставить… Будь осторожен…
– Пока и причины быть осторожным нет… – возразил я…
* * *
И все же я был осторожным, потому что уже начал входить в роль агента. Мне сначала даже понравилась такая игра. Тем более, что при первом разговоре мне и обманывать почти не пришлось. Разве что по мелочи…
Я был осторожен, а Мовсар был хитер. Это я почувствовал сразу… Наверное, даже и умен, не знаю, но хитер – это точно. И он играл свою роль умело.
– Ты уж извини меня, я человек прямолинейный, и хочу все знать о том, кто с моей сестрой встречается… У нас на Кавказе такие встречи заставляют человека чувствовать свою ответственность… Может быть, в городе не так, но мы не городские… И давай говорить будем по душам…
– Давай будем говорить…
Мы говорили по душам… О жизни, о родственниках… О перспективах службы и финансовых вопросах… И вообще об отношении к жизни… Обычный разговор будущих родственников. Однако те вопросы, которых я ждал, пока не прозвучали, и даже намека не было, что они прозвучат…
Но одну щекотливую тему Мовсар все-таки затронул. Причем несколко раз. И настолько при этом намеренно, что я сразу это заметил. Он дважды или трижды выказывал свое неудовольствие моим офицерским жалованьем. Сначала просто скривив лицо. Потом уже высказался:
– Как на такие деньги можно семью содержать… На такие деньги даже дом не построишь… И квартиры у тебя нет… Не в общежитие же с молодой женой отправляться…
И позже снова к тому же вернулся, между делом заметив:
– Надо тебе какой-то заработок искать…
Так и закончилась наша первая встреча, пока без какого-то существенного результата. Хотя недовольство Мовсара моим финансовым положением наводило на определенные мысли и вселяло некоторые надежды.
Уже на пороге, пожимая ему руку, я спросил:
– Ты в город надолго?
Он ответил настолько неопределенно, что сам это понял, и взгляд отвел:
– Дела… Как закончатся… Я еще домой съезжу, с родителями поговорю… Они сами уже из села не выбираются… Потом опять… За дела… И с тобой увидимся… Если не раздумаешь родственником стать…
Он уехал на следующий день, и от подполковника Магометова я узнал, что поехал Мовсар не в село, где жили родители, а в Грозный… Железной дорогой… Крюк большой, и, как нам показалось, неоправданный. Впрочем, крюк он делать не стал… Мовсар из Грозного вернулся сразу к нам, чтобы дела завершить…
* * *
Вместе с Магометовым мы прослушали запись разговора, отметили назойливые попытки Мовсара вызвать у меня недовольство собственным материальным положением. Предположили, что именно это является прелюдией к будущему разговору, и решили, что следующая встреча может быть более продуктивной.
Меня, сказать честно, уже тогда смущала ситуация. Не совсем порядочным казалось мое собственное поведение, и это не могло не мучить, не могло не вызывать неуверенность. Дело в том, что наши отношения с Мадиной стали уже вполне серьезными, и свадьба была только делом времени. Таким образом, я одновременно обманывал не только Мовсара, но и Мадину. Это не очень вписывалось в мое представление о порядочности. Хотелось сразу и одним ударом разрубить узел противоречий, но я знал, что это невозможно. Плохо, когда личная жизнь пересекается, и пересекается так круто, с долгом офицера и личными убеждениями. Я же был не в состоянии отказаться ни от того, ни от другого, и как связать все это воедино – не знал, да и возможности такой, наверное, не было. Но я уже тогда знал, что это противоречие должно быть разрешено обязательно. Я даже знал, какой будет результат. Не такой, какого ожидает Мовсар, это точно. Но как это повлияет на мою личную жизнь и отношения с Мадиной? А я уже называл эту будущую жизнь семейной…
* * *
Я так и не смог уснуть: во дворе послышался шум, разговоры. Потом в дверь дома постучали. Стучать может только кто-то из часовых. Я вздохнул, встал с кровати и направился к двери.
В самом деле, часовой.
– Что тебе, – позевывая, спросил я.
Уже относительно хорошо зная характер чеченцев, я был уверен, что в случае тревоги они обязательно устроили бы феерическую стрельбу, поэтому и был я сейчас совершенно спокоен.
