Такого рода беседы Ашенбреннера с товарищами происходили большею частью за кутежами в общей квартире, занимаемой им с казначеем полка капитаном Николаем Маймескуловым и штабс-капитаном Адольфом Мицкевичем. Участие в них принимали и другие офицеры Прагского полка: капитан Петр Зайнчневский, штабс-капитан Николай Талапиндов, подпоручики Николай Кирьяков, Иван Успенский. Но вскоре признано было нужным завести для сходок особую конспиративную квартиру, которая и была устроена в помещении, занимаемом сообща Кирьяковым и Успенским.
Таким образом, была подготовлена почва в Николаеве ко времени прибытия Буцевича, в половине июня 1881 г. При его участии и под его руководством все вышеназванные офицеры решились образовать из себя местный военный кружок с определенною программою. Она была выработана на одном из собраний, происходивших в квартире Кирьякова и Успенского. В ней было сказано, что кружок разделяет программу так называемого Исполнительного комитета «Народной воли»; устанавливалась степень подчиненности кружка центру; определялся способ разрешения возникавших в кружке вопросов, а также предложений центра большинством 2/3 голосов; ограничивалось число членов кружка; возлагалась на них обязанность соглашаться на перевод по службе сообразно требованиям центра и вообще являться по первому призыву его в место, назначенное для произведения восстания. С членов кружка назначен был постоянный сбор в размере 3 руб. в месяц, которые и удерживались казначеем Маймескуловым из причитающегося им жалованья.
В течение лета 1881 г. члены кружка часто собирались на сходки, читали запрещенные издания, обсуждали разные вопросы, между прочим, об освобождении содержавшейся в тюремном замке государственной преступницы Фанни Морейнис. Два раза посетила их и Вера Фигнер, проезжавшая через Николаев, отправляясь в сентябре 1881 г. в Москву на совещание с вожаками главного террористического кружка, а также возвращаясь оттуда в Одессу. Целью ее было, между прочим, встретиться с Буцевичем, но первый раз она не застала его в Николаеве, так как он уехал в гор. Вознесенск на работы. Она остановилась на квартире Зои Ге, слушательницы акушерских курсов, куда и послал Ашенбреннер Талапиндова провести ее на конспиративную квартиру офицеров. Кружок собрался в полном составе приветствовать гостью, которую Ашенбреннер представил им под именем «Елены Ивановой». Разговор велся в духе революционном, причем говорили больше Ашенбреннер и Вера Фигнер. Она интересовалась узнать настроение общества офицеров Прагского полка и произвела на них большое впечатление красивою своею наружностью и увлекательным красноречием.
На возвратном пути из Москвы Вера Фигнер остановилась в Николаеве у Леонида Голикова, одного из подсудимых бывшего нечаевского процесса, привлекавшегося с тех пор к целому ряду дознаний о социально-революционной пропаганде и занимавшему должность секретаря Николаевской Земской Управы. Он хотя и был знаком с Ашенбреннером и Мицкевичем и даже, по всей вероятности, доставлял им запрещенный издания, но вел себя крайне осторожно и никогда не показывался на собраниях офицеров Прагского полка.
И в этот приезд Вера Фигнер посетила сходку военного кружка, на которой присутствовал и Буцевич. Обсуждался вопрос о возбуждении восстания. Высказывалось мнение, что, смотря по силам партии, его следует начать либо в одной местности, либо в двух или в нескольких одновременно; что для этого нужно предварительно стянуть в эти местности боевые силы сообщества двумя способами: 1) постепенными переводами в намеченные пункты членов организации, 2) одновременным наплывом в назначенную минуту значительного числа людей решительных и солидарных между собою. Вера Фигнер сначала читала письмо, писанное из Сибири политическим ссыльным и описывающее тяжелое положение находящихся там государственных преступников. Затем она стала упрекать Ашенбреннера в бездействии, говоря, что партия возлагала на него большие надежды и что сам он обещал еще в Одессе действовать энергично, а в действительности не сделал ничего, ибо, по мнению ее, наем конспиративной квартиры и собрания на ней нельзя еще считать делом. Она заметила, что в Харькове еще не заведено офицерских кружков и что полезно было бы перевести туда на службу Талапиндова или Кирьякова, поручив им заняться образованием таких кружков.
Действительно, вскоре после того Талапиндов ездил в Харьков по своим делам. Рекомендациями в этот город снабдил его находившейся в то время в Николаеве хорунжий 7-го казачьего полка Матвей Фомин, с которым познакомил его Ашенбреннер как с социально-революционным деятелем. Фомин дал Талапиндову письмо к проживавшей в Харькове слушательнице акушерских курсов Матвеевой, которая, в свою очередь, познакомила его с Георгием Кервили, французским подданным и резервным офицером французской службы, владельцем в Харькове книжного магазина и слушателем местного Ветеринарного института. Кервили выразил согласие заняться пропагандою среди офицеров расположенных в Харькове частей войск, но сам Талапиндов, возвратясь в Николаев, рассказывал, что трудно что-либо поделать с харьковскими офицерами, хотя между ними и есть сочувствующие.
Между тем Буцевич по окончании работ комиссии техников, в которой он состоял членом, в декабре 1881 г., оставил Николаев и отправился через Одессу в С.-Петербург. В Одессе он оставался несколько дней, в продолжение которых занялся организацией местного военного кружка из офицеров Люблинского полка. Прежде всего он познакомился с Крайским в квартире Дмитрия Петрова. Он объявил ему, что считает недостаточным праздное сочувствие социально-революционным целям, что необходимо выражать его на деле, что военные могут принять участие в революционной деятельности в форме кружков на каких бы то ни было началах, что из кружков, составленных «на самом, так сказать, безобидном основании», будут выделяться люди, могущие принять на себя со временем более серьезные обязательства, что кружок может состоять сначала из самого малого числа лиц и что число это с течением времени при развитии деятельности увеличится.
Убежденный этими доводами, Крайский взял на себя устройство сходки. На ней присутствовали, кроме его самого, товарищи его по Люблинскому полку – поручики Павел Телье, Михаил Каменский и Иринарх Мураневич. Буцевич изложил им программу Исполнительного комитета «Народной Воли», и все они, за исключением Мураневича, выразили согласие примкнуть к ее организации, составив из себя особый местный кружок, в число членов которого был включен и отсутствовавший Стратанович, заранее выразивший на то свое согласие. Подобно Николаевскому военному кружку, кружок Люблинского полка обязывался увеличивать число своих членов путем пропаганды между офицерами. Каждый член должен был ежемесячно делать в кассу кружка денежный взнос, в произвольном размере, на могущие возникнуть общие надобности. Представителем кружка назначен был Крайский. На обязанности его лежало хранение взносов, сношение со штатскими, ведение переписки. Уезжая из Одессы, Буцевич показал Крайскому употребление шифра, снабдил его цианистым калием и пригласил писать ему о делах кружка, адресуя письма в Кронштадт на имя подпоручика Кронштадтской крепостной артиллерии Алексея Прокофьева. Сам Буцевич дважды писал Крайскому из С.-Петербурга: тотчас по приезде, согласно условию, лишь для пробы, спрашивая, нет ли чего-нибудь нового и не прибыло ли членов в кружок, и летом 1882 г., незадолго до ареста, с просьбою сообщить подробности о задержании в Одессе трех артиллерийских офицеров.
