Показательно то, что произошло с Гугенбергом после этого — а с ним, собственно, не произошло ничего страшного. Его не преследовали, не посадили за решетку, не пытались ему отомстить. Он сохранил свое место в рейхстаге, и, хотя был вынужден отказаться от контроля над своей медиаимперией, он все же заключил выгодные финансовые сделки, которые позволили ему вложить значительные средства в немецкую промышленность. Он мирно скончался в возрасте 85 лет в 1951 году. И хотя Гитлер, безусловно, был «кровожадной личностью»‹19›, как назвал его историк Дэвид Цезарани, он считал, что люди, которые вышли из правительства, сослужив необходимую службу и не предав его, могут продолжать спокойно жить в Германии, что и сделал Гугенберг.
А вот Эрнст Рем оказался не таким сговорчивым, как Гугенберг, и не собирался позволить вывести его из игры. «Германия на пути к революции одержала победу, — писал Рем в своей статье в июне 1933 года. — Но не абсолютную победу!»‹20› По его мнению, «главная цель обновленной Германии, возрожденной в духовной революции националистического и социалистического духа», все еще не достигнута. «И пока настоящая национал-социалистическая Германия не достигнет этой цели, будет продолжаться ожесточенная яростная борьба СА и СС за ее достижение. Германия станет национал-социалистическим государством или погибнет. Вот почему немецкая революция будет продолжаться до тех пор, пока свастики на наших флагах и гербах станут не просто символом, а священным достоянием всего народа». Это был скрытый призыв к тому, чтобы новая Германия отвела Рему и его штурмовикам более значительную роль. Он хотел не просто больше должностей и финансового вознаграждения, но и сохранения духа и братства СА через объединение с немецкой армией — или даже ее поглощения.
Эти амбиции подогревались верой в то, что штурмовики — настоящие революционеры. К примеру, Вольфганг Тойберт, вступивший в СА в 1928 году, хотел видеть в Германии глобальные перемены. В первую очередь под переменами он понимал изгнание евреев: «Фабрику моих родителей в Герлице ликвидировали по вине евреев, потому что у одного из моих дядьев был посредник-еврей, который надул его на десятки тысяч марок… Мы хотели остановить „евреизацию“ Германии… Я мог только сказать евреям: „Вас здесь больше никто не хочет видеть. Покиньте эту страну“»‹21›.
Вольфанг Тойберт был не просто антисемитом, готовым осуждать всех евреев за ошибку одного, он хотел большего — вообще изменить Германию. Он искренне верил в концепцию Volksgemeinschaft, «расового единства», согласно которой все «чистые» немцы относились друг к другу как равные. Более того — и это было единственно важным для него — нацисты, по его убеждению, должны «сломать Zinsknechtschaft», «долговое рабство», против которого выступал Готтфрид Федер на заре возникновения нацистской партии. Считалось, что рядовые владельцы ферм и магазинов выплачивают непропорционально большие проценты тем, кто ссудил их деньгами. Это была откровенная «социалистическая» политика, от которой Гитлер отошел во время избирательной кампании в начале 1930-х годов.
Как бы там ни было, именно Рем захотел, чтобы СА стали главной военной силой в новой Германии, и это желание вызвало серьезные трения. Гитлер, поначалу по крайней мере, был осторожен в обращении со своим старым товарищем. Мало того что в 1933 году количество штурмовиков в три раза превосходило количество солдат немецкой армии, Гитлер к тому же видел потенциальную выгоду для себя как харизматичного лидера в конфликте между СА и армией — пока он сам умело управляет ситуацией.
Первого декабря 1933 года Рем становится членом Кабинета министров и на основании своих, пусть и символических, полномочий спустя два месяца, 1 февраля 1934 года, предлагает Бломбергу, министру обороны, признать СА основой вооруженных сил Германии. Он обратился к немецким вооруженным силам, рейсхверу, с призывом подчиниться СА. Это было фактическим объявлением войны традиционным вооруженным силам Германии.
Само собой разумеется, офицеры немецкой армии, такие как граф Иоганн-Адольф фон Кильмансегг, более чем прохладно отнеслись к такому предложению. «Кто-то отвергал СА из-за их поведения, кто-то — из-за их вида, из-за того, что они из себя представляли. В общем, штурмовиков постепенно возненавидели почти все солдаты. А самое главное — и именно поэтому никто не воспринимал СА — всем, и не только в армии, стало очевидно, что Рем, главнокомандующий СА, пытается любым путем подмять под себя рейхсвер»‹22›.
Бломберг и все руководство армии также противились попыткам их оттеснить. И поскольку они понимали, что решить этот спорный вопрос может только один человек — Адольф Гитлер, — они начали вносить в деятельность вооруженных сил изменения, которые могли бы понравиться лидеру нацистов. В частности, спустя несколько дней после заявления Рема они предложили поместить нацистскую эмблему — орла, держащего в когтях свастику, — на всех видах формы. Сам факт, что отныне каждый в немецкой армии будет носить свастику, был символическим шагом к ее политизации. К тому же было принято решение ввести в законодательство «арийскую» статью, гласившую, что каждый член рейхсвера обязан доказать, что является арийцем, в противном случае может быть уволен из армии.
Гитлер прояснил свою позицию в этом вопросе в ходе конференции 28 февраля 1934 года, на которой присутствовали руководители СА и рейхсвера. Предложение Рема он отклонил. СА не будет управлять армией, а будет подчиняться ей во всем, что касается национальной безопасности. Он также объяснил в общих чертах будущие задачи, которые должен выполнять рейхсвер. Поскольку необходимо будет завоевывать «жизненное пространство», а «западные державы не дадут нам этого сделать», у нас «может возникнуть необходимость нанести быстрые и решительные удары сначала на Западе, а затем на Востоке»‹23›.
Это было удивительное признание Гитлера, сделанное открыто и на конференции такого уровня, и фельдмаршал Максимилиан фон Вейхс позже написал: «Просто поразительно, что это пророчество 1934 года так никогда и не стало известно»‹24›. Тем не менее Вейхс посчитал, что, поскольку «солдат не приучен воспринимать слова политиков слишком серьезно», это «воинственное пророчество» не было в то время воспринято буквально.
Разумеется, есть и другое объяснение тому, что представители армии оставались спокойны во время конференции 28 февраля, — Гитлер хотел обуздать амбиции СА и предоставить армии больше полномочий для того, чтобы пресечь всякую возможность того, что армия выступит против его далеко идущих планов. Командование немецкой армии не могло противиться гитлеровским планам экспансии и одновременно поддерживать его подавление СА.
Несложно угадать, что Рем остался очень недоволен решением Гитлера поставить СА в подчинение армии в случае возникновения военного конфликта. В течение последующих недель ходили слухи о том, что СА собирается взять дело в свои руки — возможно, путем государственного переворота. После встречи с Гитлером 7 июня 1934 года Рем объявил о том, что берет отпуск по болезни, а также о том, что штурмовики тоже должны взять отпуска, но они должны быть готовы вернуться на службу 1 августа. Закончил он свое выступление словами: «СА есть и остается судьбой Германии»‹25›.
