На следующий день великий князь Сергей позвонил Волконскому и предложил приехать к нему. С ходу последовало предложение убрать Гримальди. Вновь вежливый отказ. В ответ крик: «Оскорбив Матильду Феликсовну, вы оскорбили и меня!» Между прочим, оскорбление члена августейшего семейства в те годы считалось уголовным преступлением и наказывалось несколькими годами тюрьмы.
Сергей, не мудрствуя лукаво, связался с Николаем II, гостившим в Дармштадте у своей новоявленной гессенской родни. И вот через две надели Волконский получил шифрованную телеграмму от министра двора барона Фредерикса: «Передаю приказ не отдавать балет “Тщетная предосторожность” балерине Гримальди, оставив за Кшесинской его».
Чуть ли не с первых дней правления нового директора Кшесинская старалась дать ему понять, кто хозяин в театре. Как-то царь во время антракта в Мариинке сказал Волконскому, что хотел бы увидеть в будущую пятницу балет «Фьямметта», которого никогда не видел. «Слушаюсь, Ваше величество!» – ответил князь.
Но тут за кулисами взвилась Кшесинская – ведь в «Фьямметте» главную роль танцевала Вера Трефилова (Иванова), которую Матильда люто ненавидела. «“Фьямметта” не пойдет!» – публично бросила Кшесинская в лицо директору.
На следующий день Волконский имел разговор с царем, в конце которого Николай как бы вскользь заметил: «Ах да, Волконский, я хотел Вам сказать… Я знаю, что “Фьямметта” требует много репетиций, теперь Масленица, актеры устали – дайте лучше в пятницу “Маркитанку”».
С самого окончания училища Кшесинская мечтала станцевать заглавную партию в балете «Эсмиральда». Но когда она обратилась к всесильному главному балетмейстеру Мариусу Петипа с просьбой об этой партии, Петипа ей отказал – хотя Матильда обладала всем необходимым для этой роли: и техникой, и артистизмом, и пластичностью, и необходимой миловидностью. Петипа сослался на то, что Кшесинской не хватает личного опыта, необходимого для этой роли трагически влюбленной цыганки. По его мнению, чтобы танцевать Эсмиральду, нужно испытать на себе не только любовь, но и любовные страдания – только тогда образ будет натуральным. Но, пережив разрыв с Николаем, Кшесинская была готова для роли Эсмиральды. Она станцевала Эсмиральду 21 ноября 1899 года, и эта партия стала лучшей в ее репертуаре – никто ни до ни после нее не танцевал этот балет с таким блеском и глубиной.
В конце 1899 года исполнялось 10 лет службы Кшесинской в императорских театрах. Десятилетний юбилей отмечался исключительно в частном порядке в ресторане среди коллег и поклонников. По установившимся в театре правилам бенефис устраивался лишь по случаю двадцатилетия службы в театре или при прощании со сценой. Однако Матильда решила устроить себе бенефис и по сему поводу.
К Волконскому идти было бесполезно, и Матильда идет напрямую к министру двора. Замечу, что барон Фредерикс много лет служил при дворе, еще со времен Николая Павловича, и всегда отличался большой чуткостью и вниманием к пожеланиям высочайших особ.
«Когда мне назначили аудиенцию, – пишет Кшесинская, – я до мельчайших деталей продумала свой наряд, чтобы произвести на министра самое благоприятное впечатление. Я была молода и, как писали в то время, имела прекрасную фигуру и особый шарм. Идя на аудиенцию, я надела шерстяное облегающее светло-серое платье и треугольную шляпку того же цвета. Возможно, это будет казаться хвастовством, но, взглянув в зеркало, я очень себе понравилась. Довольная собой, я поехала к министру, который принял меня очень любезно и засыпал комплиментами по поводу моего наряда. Все это придало мне решимости в изложении своей просьбы. Министр сразу же любезно согласился передать ее государю императору, так как разрешение на бенефис было в его личной компетенции. Видя, что министр не спешит распрощаться со мной, я рассказала, что только благодаря ему смогла виртуозно исполнить 32 фуэте. Министр посмотрел на меня изумленно, не понимая, каким образом это могло произойти. Я пояснила, что для исполнения 32 фуэте на одном месте нужно иметь перед глазами какой-нибудь заметный предмет. Министр сидел в партере, в середине ряда, а его ордена сияли даже в полутемном зале. Мое объяснение очень понравилось ему. С любезной улыбкой проводив меня до двери, он еще раз пообещал передать мою просьбу государю и дал понять, что отказа мне не будет. Я вышла от министра очень довольная. Разумеется, я получила разрешение на бенефис и снова была этим обязана моему незабвенному Ники. Для бенефиса я выбрала воскресенье 13 февраля 1900 года. Число «13» всегда было для меня счастливым».
Для бенефиса Матильда выбрала два балета – «Арлекинада» Дриго и «Времена года» Глазунова. В заключение Матильда выступила в дивертисменте. В балете «Времена года» она танцевала партию Колоса с Фавном – с Обуховым и двумя Сатирами – Ширяевым и Горским. Кроме них выступали Ольга Преображенская, Юлия Седова, Анна Павлова, Георгий Кякшт, Николай Легат и Михаил Фокин.
После окончания вечера Матильду на улице встретила огромная толпа. Едва она появилась в дверях служебного подъезда, как восторженные поклонники усадили ее в приготовленное кресло и с криками восторга донесли до экипажа. А вслед за каретой Матильды двинулось несколько подвод, груженных цветами.
В день бенефиса артисты обычно получали так называемый «царский подарок», то есть подарок от Кабинета Его Императорского Величества. Обычно это была банальная вещица из золота или серебра, иногда украшенная драгоценными камнями и обязательно с царским орлом или короной. Мужчинам, например, всегда посылали золотые часы. Подарки эти считались предметами искусства.
Матильде же хотелось чего-то очень дорогого и оригинального, поэтому она попросила великого князя Сергея избавить ее от подобных подарков. И действительно, в день бенефиса князь Волконский принес в артистическую уборную Кшесинской поистине царский подарок – великолепную брошь в виде свернувшейся клубком бриллиантовой змеи с крупным сапфировым кабошоном посередине. Позже Николай II попросил великого князя Сергея передать Матильде, что брошь он выбирал вместе с супругой и что змея является символом мудрости.
Через два дня после бенефиса Кшесинская устроила в особняке на Английском проспекте праздничный обед. На обеде присутствовали великий князь Сергей и трое великих князей Владимировичей – Кирилл, Борис и Андрей. Напротив Кшесинской сидел великий князь Кирилл, как старший из братьев, по правую руку от себя Матильда посадила великого князя Бориса, а по левую – великого князя Андрея. Великий князь Сергей занимал место хозяина во главе стола. Остальные места заняли десятки гостей – танцовщицы балета и их поклонники.
За столом имела место небольшая случайная или заранее продуманная конфузия. Великий князь Андрей опрокинул бокал с красным вином, которое запачкало платье Матильды. «Я ничуть не огорчилась, увидев, что роскошное платье испорчено, и сочла это за добрый знак, суливший мне много счастья в дальнейшей жизни. Я быстро сбегала наверх и переоделась. Вечер прошел чудесно, и мы очень много танцевали. С этого дня в моем сердце проснулось давно забытое чувство, совсем не похожее на мимолетное увлечение…»
Полвека спустя Кшесинская писала о своем новом романе: «После первой встречи с великим князем Андреем мы стали видеться все чаще, и наши отношения быстро переросли в большую любовь…
