Участие Пожарского в войне 1633 г. большинство наших историков замалчивает. Некоторые же пытаются объяснить недостатком сил. Так, Валерий Шамшурин пишет: «Но Пожарский оказался без войска. Сбор дворянского ополчения задержался надолго, вместо тысяч собралось лишь три с половиной сотни ратников. С такими силами нечего было и думать пускаться в путь»
[40]
.
На самом деле у Черкасского и Пожарского сил было вполне достаточно, одних только иностранных наёмников под командованием полковника Александра Гордона насчитывалось 1729 человек. Вообще говоря, ещё в 1631 г. в войске царя Михаила служило 66 690 человек, а сколько ещё было мобилизовано в 1632–1633 гг.? Риторический вопрос, а где они были?
Польских войск под Смоленском стояло немного. Резервов в Польше у короля Владислава практически не было. Даже небольшой отряд в три-пять тысяч хорошо обученных ратников мог перерезать коммуникации противника между Смоленском и Польшей. И тогда капитулировать пришлось бы не Шеину, а войску Владислава и гарнизону Смоленска.
В Москве известие о почётной капитуляции Шеина получили 4 марта 1634 г. На следующий день к Шеину был отправлен придворный Моисей Глебов с требованием отчёта о происшедшем. Шеин прислал статьи договора с Владиславом и список погибших и перешедших к королю ратных людей, причём последних было очень мало — всего 8 человек, из них 6 донских казаков. Кроме того, под Смоленском было оставлено 2004 больных русских ратников. Всего же из-под Смоленска с Шеиным вышли 8056 человек, многие из которых были больны и некоторые умерли в дороге, а других оставили в Дорогобуже, Вязьме и Можайске. Большая часть наёмников пошла на службу к Владиславу, многие из них умерли по дороге, но сколько именно умерло и сколько перешло в королевское войско, неизвестно, так как иноземные полковники отказались дать роспись своих людей.
По приезде в Москву воевода Шеин и все начальники смоленской армии были арестованы и предстали перед судом бояр. Шеин был приговорён к смерти. Перед плахой дьяк прочитал ему следующее объявление: «Ты, Михайла Шеин, из Москвы ещё на государеву службу не пошед, как был у государя на отпуске у руки, вычитал ему прежние свои службы с большою гордостью, говорил, будто твои и прежние многие службы были к нему государю перед всею твоею братьею боярами, будто твоя братья бояре, в то время как ты служил, многие за печью сидели и сыскать их было нельзя, и поносил всю свою братью перед государем с большою укоризною, по службе и по отечеству никого себе сверстников не поставил. Государь, жалуя и щадя тебя для своего государева и земского дела, не хотя тебя на путь оскорбить, во всём этом тебе смолчал. Бояре, которые были в то время перед государем, слыша себе от тебя такие многие грубые и поносные слова, чего иному от тебя и слышать не годилось, для государской к тебе милости, не хотя государя тем раскручинить, также тебе смолчали».
Я умышленно привёл длинную и нудную цитату из С. М. Соловьёва. Но она прекрасно характеризует ненависть московских бояр к герою смоленской обороны 1609–1611 гг. — людей, получивших боярство в Тушине и сидевших с поляками в осаждённой Москве в 1611–1612 гг.
Далее следовали обвинения Шеина в неправильных действиях при осаде Смоленска и в капитуляции перед поляками. И, наконец, любопытное обвинение: «Будучи в Литве в плену, целовал ты крест прежнему литовскому королю Сигизмунду и сыну его королевичу Владиславу на всей их воле. А как ты приехал к государю в Москву, тому уже пятнадцать лет, то не объявил, что прежде литовскому королю крест целовал, содержал это крестное целование в тайне. А теперь, будучи под Смоленском, изменою своею к государю и ко всему Московскому государству, а литовскому королю исполняя своё крестное целование, во всём ему радел и добра хотел, а государю изменял».
Вот уж, как говорится, с больной головы на здоровую. Достоверных сведений о присяге Шеина королевичу Владиславу нет, зато хорошо известно, что все московские бояре и их окружение, за исключением князя Д. М. Пожарского, в своё время целовали крест королевичу, включая царька Мишу.
Заодно с Шеиным отрубили голову и второму воеводе — Измайлову. Князей Семёна Прозоровского и Михаила Белосельского бояре приговорили сослать в Сибирь, жён их и детей разослать по городам, а имения отобрать в казну. В приговоре было сказано, что от смертной казни этих князей спасло то, что все ратные люди засвидетельствовали о радении Прозоровского и болезни Белосельского. Иван Шеин, виновный только в том, что он сын главного воеводы Михаила Шеина, избежал смертной казни по просьбе царицы, царевичей и царевен, и был сослан с матерью и женой в понизовые города.
Выпустив войско Шеина из-под Смоленска, Владислав двинулся к крепости Белой, расположенной в 130 верстах к северо-западу от Смоленска. Король надеялся с ходу овладеть крепостью, но вышло совсем иначе. По словам Соловьёва: «Польское войско подошло под Белую полумёртвое от голода и холода».
Король обосновался в Михайловском монастыре в трёх верстах от городка и послал местному воеводе предложение о капитуляции, ссылаясь на пример Шеина. Воевода же ответил, что шеинский пример внушает ему отвагу, а не боязнь. Тогда Владислав приказал окружить Белую шанцами и заложить мины. Но от этих мин пострадали только поляки — передовых ротмистров так завалило землёй, что их едва откопали. Стрельба также не причинила никакого вреда осаждённым.
Поляки, окрылённые победой под Смоленском, потеряли всякую осторожность. Этим воспользовались русские и пошли на вылазку. Им удалось захватить восемь польских знамён прежде, чем поляки успели взяться за оружие.
Тяжело далась эта осада королевскому войску. Канцлер Радзивилл
[41]
даже предложил переименовать крепость из Белой в Красную из-за большого кровопролития под её стенами. Голод в войске усиливался. Как писал С. М. Соловьёв: «…сам король половину курицы съедал за обедом, а другую половину откладывал до ужина, другим же кусок хлеба с холодную водою был лакомством. От такой скудости начались болезни и смертность в войске».
А тем временем с юга на Речь Посполитую турецкий султан Мурад IV двинул большое войско под командованием Аббас-паши. Владислав IV оказался в отчаянном положении и вынужден был отправить в Москву гонцов с предложением вступить в переговоры.
Казалось, победа русских неизбежна. Большинство наших ратей ещё и не побывали в боях, а королевское почти небоеспособное войско стоит в трёхстах верстах от Москвы. Я уж не говорю о турецких войсках Аббас-паши. Но трусливые тушинские бояре с великой радостью приняли предложение короля.
В марте 1634 г. Михаил назначил Фёдора Ивановича Шереметева и князя Алексея Михайловича Львова великими послами и отправил на съезд с польскими комиссарами, бискупом халминским Якубом Жадником с товарищами. Место съезда определялось на речке Поляновке у села Поляново в 21 км юго-западнее Вязьмы. По другим данным, переговоры шли фактически в селе Семлёво на реке Поляновке в 7 км юго-западнее села Поляново, по Дорогобужско-Вяземскому тракту. В нескольких километрах от места встречи скрытно была развёрнута ставка Владислава.
