Раньше город Урмуз был индийским, но его взяли шах и немцы вместе. А сейчас, говорят, что тот город Урмуз целиком принадлежит шаху.
Теперь несколько слов о мусульманской вере:
Мусульмане молятся на небо, сидя на коленях и воздев к небу руки. Когда идут молиться, то моют руки по локоть, и ноги, и зад, и передний срам.
В персидской земле грамоты пишут от имени шаха по всем городам.
Сначала пишут золотом "Божья милость", под этими словами, оставляя три-четыре строки, пишут титул: "Его шахское величество, государь над всеми государями, шах Аббас", затем пишут название города, в который посылают грамоту, например, в Шемаху, или Ардебиль, или другой город, затем пишут кому: "ардебильскому султану Свирли" или какому-либо другому хану, о том, чтобы знал, мол, что в эту пору посол или купец праведного и милостивого великого государя Владимирского, который над государями государь, пользуется милостью царской, бьет царю челом. Затем уже пишут о деле.
А всякие письма и грамоты в противоположность нашему письму пишут справа налево»
[20]
.
Я умышленно выделил в отдельную главу рассказ Котова — купца или разведчика, пусть каждый называет как хочет. Главное же, что именно так русские люди в допетровские времена представляли себе государство Сефевидов.
Глава 5
КАК СТЕНЬКА РАЗИН ПЕРСИДСКУЮ КНЯЖНУ УТОПИЛ
С начала XVII века по Каспию постоянно рыскали пиратские флотилии волжских и донских казаков. Так, в 1621 г. у персидских берегов действовали независимо друг от друга две флотилии: атамана Богдана Чернушкина и атамана Тренка Уса.
В 1622 г. русские послы Иван Кондарёв и дьяк Бормосов проездом в Константинополь оказались на Дону. Послы доносили в Москву, что в казачьих городках они видели «волжских воров»: «...атамана Богдана Чернушкина с товарищами человек с 50, ходят в рубашках тафтяных, в кафтанах бархатных и камчатых, а были они на море и громили персидские суда»
[21]
.
В 1627 г. под нажимом царского правительства Войсковой круг донских казаков постановил: «Впредь и навсегда, чтобы никто с Дону не ходил для воровства на Волгу, а ежели кто объявится на Дону, тому быть казненным смертью»
[22]
.
Добавлю, что под «воровством» имелось в виду пиратство на Волге и Каспии. Именно с того времени прошла казацкая поговорка: «На Волге быть — ворами слыть».
В 1631 г. тысяча донских и запорожских казаков встретились в устье Волги с тысячей яицких казаков и отправились на Каспий «добывать зипуны».
В 1633—1634 гг. «русские флибустьеры» разоряли районы Баку, Дербента и всей Гилянской провинции. После окончания успешного похода казаки вернулись на Дон и Яик.
В 1636 г. пятьсот донцов с атаманом Иваном Поленовым учинили нападение на крупный персидский порт Ферахабад, разгромили и сожги его. На обратном пути Поленов встретил струги другого донского атамана — Ивана Самары. Оба отряда объединились и напали на караван русских купцов, который шел с товарами в Ферахабад. «В утешение» ограбленным купцам казаки говорили, что, мол, там уже некому товары ваши покупать. В дельте Волги атаманы разгромили еще один купеческий караван.
Между прочим, Поленов спланировал целую операцию по захвату на Каспии голштинского корабля «Фридрих», но по ряду причин сие мероприятие сорвалось. О самом же Фридрихе мы поговорим позже.
Тут невольно возникает вопрос, а почему астраханские воеводы пропускали воровских казаков на Каспий? Надо полагать, донские и волжские казаки отлично знали все протоки дельты Волги, что позволяло им миновать Астраханскую крепость. Тем не менее главной причиной была алчность воевод. Не зря в народной песне поется о том, как воевода вымогал у Стеньки Разина дорогую шубу: «Возьми себе шубу, чтоб не было шума». Вот так, без лишнего шума, и ходили в оба конца наши «флибустьеры».
Естественно, что жалобы персидских купцов и послов астраханские воеводы пропускали мимо ушей. Посему в 1641 г. персидский посол подал царю Михаилу грамоту от шаха Сефи, где говорилось: «С вашей государевой стороны всякие набродные, худые люди безыменные, беглые, собравшись, приходят на гилянские и на мазандеранские места, воюют, людей бьют, грабят, в полон берут, то же делают и над торговыми людьми, которые ходят по морю. Государь наш с вами будет стоять заодно»
[23]
. Тут же посол жаловался на воевод, притеснявших персидских купцов, но притесняли не только воеводы. В челобитной говорилось: «Прежним персидским послам было позволено торговать, продавать и покупать; ворота были у них отворены, всяких чинов люди ходили и торговали без боязни; а мы сидим взаперти, никого к нам не пускают; Григорий Никитников нам приказывает, что торговать велено с ним одним, и мы шаховых товаров до сих пор ни на один алтын не продали, от страху никто к нам не ходит»
[24]
.
Шах призывал царя совместно извести казаков.
Бояре отвечали послу, что «давно отправлен царский указ воеводам — посылать на казаков ратных людей, побивать их, а взятых в плен казнить; пусть и шах в своей земле этих воров велит ловить и побивать, великий государь за них стоять не будет. Что касается до воеводских обид, то великому государю неизвестно, какие это обиды? В каких городах и от каких именно воевод? Объявите имена, и государь велит сыскать; и русским купцам в Персии от Шаховых воевод и приказных людей бывает насилье большое»
[25]
.
А разбои казаков на Каспии по-прежнему продолжались. В 1647 г. флотилия казачьих стругов вошла в устье реки Куры и поднялась вверх на несколько десятков верст. Естественно, что все селения на обоих берегах были разграблены.
В 1649 г. персы опять пожаловались в Москву. На сей раз новый царь Алексей Михайлович возмутился и послал большую судовую рать на Каспий. Лет на пятнадцать на море стало тихо, и купцы начали постепенно забывать о разбоях.
Характерно сообщение казака Кондрата Малафеева на расспросе в 1650 г. у царицынского воеводы. В конце 40-х гг. XVII века несколько сот казаков во главе с атаманом Иваном Кондырёвым ходили с Яика морем в Персию и грабили «кизелбашские города». Однако, узнав о строгих мерах царя, побоялись возвращаться ни на Дон, ни на Яик, ни в «государевы города». В результате 150 казаков пошли на службу к калмыкскому князю Дайчину. Кондырёв и его казаки вместе с калмыками участвовали в набеге на Астрахань в 1650 г.