Лично я очень сомневаюсь в официальной версии убийства Романа Олеговича. С 1261 г. в Орде не только существовала, но и находилась под покровительством ханов Сарайская православная епархия. Десятки русских князей годами жили в Орде, вспомним того же Федора Чермного, но их почему-то никто не принуждал сменить веру. Все же убитые в Орде русские князья – Михаил Черниговский в 1246 г., Михаил Тверской в 1318 г., Дмитрий Тверской в 1326 г. и др. – стали жертвами интриг владимирских, а позже московских князей. Нетрудно предположить, что с Романом Олеговичем произошел аналогичный случай, но заказчикам убийства удалось уйти от суда истории. С.М. Соловьев коротко написал об этом: «Неизвестно, кто оклеветал Романа».
[77]
В 1288 г. татары совершили набег на Рязанское княжество. Судя по всему, Рязань взята не была. Рязанский историк В.А. Сёмин писал: «В 1293 г. ханский брат Дюдень окончательно довершил разгром древней столицы Рязанского княжества».
[78]
Откуда взялась эта информация – неизвестно, ни один иной источник не упоминает о походе Дюденя в Рязанское княжество.
Таким образом, у нас нет оснований полагать, что после 1239 г. в течение ста лет Рязанское княжество подвергалось татарским нашествиям, если не считать набега 1288 г.
Увы, нашим романистам и даже маститым историкам нравилось в красках расписывать «ужасы ордынского ига». Так, тот же Иловайский утверждает: «Над Рязанскою землею более, нежели над какою-либо другою частью России, тяготело варварское иго. Какая могла быть безопасность в стране, не имеющей естественных границ и совершенно открытой с юго-востока, в соседстве с варварами, которые не пропускали ни одного удобного случая пограбить русские города и селения? А при отсутствии безопасности могло ли население, в особенности сельское, много заботиться об улучшении своего хозяйства? Завидев густое облако пыли или отдаленное зарево пожара, народ спешил собирать свои семейства и стада; захватывал то, что можно было унести с собою, и, если успевал, спасался в соседние леса; бедные хижины оставались на жертву огню, а неубранная жатва исчезала под копытами татарских коней. Жители поэтому искали более безопасных мест для поселения и целыми толпами уходили далее на север, особенно в московские владения, сравнительно наслаждавшиеся гораздо большим спокойствием».
[79]
Но, увы, в его солидной монографии есть лишь упоминание о набеге 1288 г. и нет никаких фактов, я уж не говорю, цифровых данных о бегстве рязанского населения в Московское княжество.
Представим себе картинку: рязанские князья регулярно выплачивают дань золотоордынскому хану, а хан дополнительно посылает отряды татар грабить княжество. Да с какого перепугу? Ну, сожгут лихие джигиты деревни и посевы, перебьют жителей, а дань-то платить кто будет?
На самом деле все без исключения походы татар на Русь от Батыевой рати до середины XIV в. были лишь реакцией на действия тех или иных русских князей.
Ситуация коренным образом меняется во второй половине XIV в., когда в Орде начинается «замятня великая». Ханы в Сарае меняются чуть ли не ежегодно. И вот тогда крупные и средние татарские феодалы («полевые командиры») начали нападать на русские земли и творить то, что так красочно описал Иловайский.
Но нет худа без добра. Если раньше нападение на ордынских послов и их охраны считалось бунтом против хана, то теперь уничтожение русским князем отрядов «полевых командиров» стало делом вполне законным, и практически всегда сарайские ханы смотрели на это сквозь пальцы.
Весьма любопытно, что за 100 лет, последовавшие за «батыевым» разорением, Рязанское княжество существенно увеличилось в размерах. На западе Рязанской земли в 1246 г. распалось на множество мелких уделов большое Черниговское княжество. «Рязанские князья не преминули воспользоваться ослаблением соседей, так что в начале XIV в. их пограничная линия на западе шла от верховьев Мечи и Зуши к среднему течению Упы, потом к устью Протвы и далее вверх по этой реке. По крайней мере, в договорной грамоте Олега Ивановича с Дмитрием Донским (1381 г.) города Лужа, Верея и Боровск называются местами прежде бывшими рязанскими».
[80]
Тарусские князья какое-то время были вассалами рязанских князей. Рязань захватила и земли по реке Лопасне. «Духовное завещание Ивана Ивановича, 1356 г. показывает, что московские приобретения увеличились еще Каширою, Боровском и другими местами которые также в XIII в. были отторгнуты рязанцами от Северских княжеств».
[81]
До сих пор неизвестно, где проходила южная граница Рязанского княжества.
«На юго-востоке граница княжества далеко перешагнула за реку Воронеж и углубилась в степи. В конце XIII и начале XIV вв. она определялась русскими поселениями, разбросанными по левому берегу Дона с одной стороны и по правому Хопра и Великой Вороны с другой; по крайней мере, мы знаем, что эти реки отделяли Рязанскую епархию от Сарайской. Последняя была учреждена во второй половине XIII в. в Сарае для русских и татарских христиан, на всем пространстве южной России между Волгою и Днепром.
До нас дошла целая история спора, который возник между рязанскими и сарайскими епископами вследствие того, что последние старались распространить свою власть на места, лежавшие по правому берегу Вороны и Хопра. Митрополиты Максим, Петр и Феогност – при последнем это дело рассматривалось на соборе в Костроме, обыкновенно решали его в пользу рязанских епископов, прямо называя упомянутые реки рязанским пределом. Притязания сарайских епископов, однако, не прекращались до времен митрополита Алексея, который около 1360 г. своею грамотою окончательно утвердил спорные места за Рязанскою епархиею.
Вся эта часть степей по левую сторону Дона на восток от Воронежа до берегов Хопра и Вороны известна была в те времена под общим названием Червленого Яра и представляла обширное поле для русской колонизации, когда исчезло в этих местах господство половецких орд. Татары, заступившие их место, не кочевали здесь такими густыми массами, как половцы, и, вероятно, по воле самих ханов, не препятствовали распространению на юге русских поселений.
Эти поселения, расположенные по течению главных рек, явились здесь еще в XIII в., о чем свидетельствуют грамоты митрополитов Максима и Петра, на которые ссылается Феогност. Последний в своей грамоте, писанной между 1334-м и 1353 гг. упоминает о городах по реке Вороне. Частые набеги ордынских хищников заставили русских князей прибегнуть к содержанию в степи караулов, которые могли бы вовремя извещать об опасности. Начало таких караулов относится ко второй половине XIV в.; они упоминаются в первый раз в грамоте митрополита Алексея (около 1360 г.); у Феогноста о них еще не говорится ни слова. В начале это были не более как скрытые притоны разъезжих сторожей и станичников, имевших обязанности наблюдать за движениями татар; а в последующие века из них развилась целая и довольно сложная система пограничной стражи».
[82]
