Другая ситуация возникла в Риме к началу I века до нашей эры. Римский гражданин уже не ассоциировался с воином (воевали наемники), а большинство голосовавших были люмпенами, ждавшими от кандидатов в консулы хлеба и зрелищ. В таких условиях победителем неизбежно становился тот, у кого больше денег и кто больше может потешить толпу. Разумеется, не всем искателям власти это нравилось. В итоге исход выборов решили легионы, перешедшие реку Рубикон, при полном безразличии избирателей-люмпенов.
Конечно, прямые аналогии между Римом I в. д. н. э. и Россией в 1917 году проводить нельзя. И все же, и все же…
Куда, спрашивается, делись в 1918–1920 годах избиратели, голосовавшие за правых социалистов и кадетов, ведь их было в два с лишним раза больше, чем тех, кто голосовал за большевиков? Где были рати правых эсеров, в каких сражениях они участвовали? Откуда взялись белые армии? Ведь в Учредительное собрание не было избрано ни одного черносотенца, русского националиста (зато инородцев-националистов были десятки), монархиста или просто патриота – защитника единой и неделимой России.
Выборы в Учредительное собрание были классическим образцом не демократии, а плутократии. Причем речь идет не о фальсификациях в подсчете голосов, допущенных большевиками, что, кстати, не так уж много им дало, а о явно жульнической подготовке к выборам. Можно ли заранее предсказать результаты выборов, если подавляющее большинство средств массовой информации настойчиво рекламирует одну партию или блок и лживо дискредитирует конкурентов? А с марта по октябрь 1917 года тиражи пропагандистских изданий правых социалистов и либералов раз в сто превышали тиражи большевиков. Патриоты и монархисты вообще были объявлены врагами революции и загнаны в подполье. Заставить голосовать нужным образом наиболее темную, инертную и безразличную к политике часть населения очень просто. Достаточно выставить «харизматического» лидера, подкупить СМИ, нанять побольше драматических актеришек, эстрадных див – и вперед, на выборы! «Эх, ах! Какой умный вид у Милюкова!», «Ах, какой душка Александр Федорович, как идет к нему зеленый френч».
«Болото» своими голосами может привести к власти кого угодно, хоть Бабу Ягу. Но оно никогда не станет защищать выбранную власть, а лишь погасит свет и плотней запрет двери, услышав стрельбу на улицах.
Учредительное собрание было очень похоже на Временное правительство. И там, и там сидели никого не представлявшие политики, которые не знали, куда вести страну. Разгон «Учредилки» прошел до неприличия скучно: не было ни штурма, ни даже перестрелки. Вошел пьяный матрос и сказал: «Караул устал». «Учредилка» тихо скончалась, никто о ней не плакал. На сцене остались лишь две силы – большевики-интернационалисты и патриоты-государственники, готовые драться за «единую и неделимую».
Была и третья сила – националисты. По числу избирателей (штыков) первыми были большевики, за ними шли националисты, а далее с большим отрывом – белогвардейцы. В итоге большевики и националисты поделили бывшую Российскую империю, причем львиная доля досталась большевикам.
Ну а значительная часть «интеллигенции» подалась в эмиграцию. Барон Б. Э. Нольде в 1920 году утверждал: «С библейских времен не бывало такого грандиозного исхода граждан страны в чужие пределы. Из России ушла не маленькая кучка людей, ушел весь цвет страны, в руках которого было сосредоточено руководство жизнью. Это уже не эмиграция русских, а эмиграция России»
[70]
.
Общая численность русской эмиграции 1918–1922 годах, так называемой «эмиграции 1-й волны», по подсчетам экспертов Лиги Наций составила 1,16 млн. человек. Вообще нет даже четкого определения, кто такой «эмигрант 1-й волны».
В отношении беглого белого офицера все ясно: он классический эмигрант. А как быть с 200 тысячами (!) жителей Желтороссии, которые на 1 января 1917 года являлись полноправными гражданами Российской империи? Да и термин «Желтороссия» знали 99,9 % русских в 1900–1917 годах, а сейчас не знает и один процент населения. Посему я поясню, что это население Северной Маньчжурии, которая фактически с 1900 по 1917 год была протекторатом Российской империи. Город Харбин – столица Маньчжурии – был построен русскими, и десятки тысяч русских людей к 1918 году родились в Маньчжурии.
Подобно тому, как в 1991 году при распаде державы 25–30 млн. русских, не меняя ПМЖ, оказались невольными эмигрантами в иностранных государствах, так и в 1917–1922 годах в отторгнутых от России территориях – Финляндии, Прибалтике, Польше, Западных Белоруссии и Украине, Бессарабии, Карской области и т. д. – остались сотни тысяч русских людей. Так считать ли их эмигрантами и жертвами «большевистского террора» или, наоборот, они жертвы националистов и Версальской системы?
Любопытно, что многие эмигрантские авторы, не говоря уж о современных либералах, включают в эмиграцию 1918–1922 годов людей, эмигрировавших из России в дореволюционное время. В царствование Николая II (1894–1916) из России эмигрировали по разным подсчетам от 3,3 до 7 млн. человек. Только в США в 1910 году эмиграционная служба зафиксировала 2781,2 тыс. бывших российских подданных.
В советских справочниках указывается, что суммарный состав всех белых армий в 1918–1920 годах никогда не превышал 300 тыс. человек. И эту цифру пока никто всерьез не оспаривал. Красная же армия к середине 1919 года имела 3 миллиона (!) штыков и сабель, а к весне 1920 года – 5 (пять!) миллионов бойцов.
Так почему же красные сходу не разбили белых? Да потому, что в 1918–1920 годах численность формирований националистов на территории бывшей Российской империи составляла как минимум 2,5–3 млн. человек. К примеру, в мае 1920 года на врангелевском фронте (остальные белые армии были уже разгромлены) действовало 70 тысяч (!) красных бойцов. А где же остальные 4930 тысяч?! Они воевали или стояли в «завесах» на фронтах с националистами – финнами, прибалтами, поляками, петлюровцами, дашнаками, мусаватистами, грузинскими меньшевиками, Хивинским ханством, Бухарским эмиратом и т. д.
Когда красные в ноябре 1920 года штурмовали Перекоп, его защищали 11 тыс. (!) человек. А где остальные? Врангель повезет в Константинополь около 150 тыс. человек. Общей статистики по ним нет. Но вот данные, собранные в Варне в 1932 году (опрошено 3354 эмигранта). Среди них «мужчины (73,3 %), среднего возраста – от 17 до 55 лет (85,5 %), образованные (54,2 %)»
[71]
. Да еще в Крыму осталось от 30 до 100 тысяч (по разным источникам) белых офицеров.
А почему их не было на Перекопе?
Это в Северной Таврии, чтобы гоняться за буденновцами и махновцами, нужно было богатырское здоровье и навыки профессионального наездника. А сидеть в каземате на Перекопе у пулемета или артиллерийского дальномера могли и старики, и женщины.
Беда в том, что казематов-то на Перекопе не было. Севастопольская крепость к 1917 году была по мощности второй после Кронштадта в России. Ее грабили немцы, англичане и французы, но свыше 90 % оборудования осталось. Англичане взорвали котлы на пяти броненосцах и крейсере, стоявших в Севастопольской бухте. Все их орудия, броню, пулеметы, телефоны и т. д. можно было оперативно перенести на Перекоп, чтоб создать там оборону почище «линии Маннергейма».