Командир 343-го стрелкового полка ставил задачу 1-му дивизиону 49-го корпусного артполка вести огонь по скоплению пехоты противника в лесу, площадь которого составляла 30–40 гектаров (то есть в 6-10 раз больше площади, которую он мог обстрелять с надежной плотностью огня для подавления пехоты).
Командир 1-го батальона 18-го мотострелкового полка потребовал открыть артиллерийский огонь дивизиона по отдельным автоматчикам.
Командир 3-го батальона 6-го мотострелкового полка давал такие странные указания командиру 587-го корпусного артиллерийского полка: „Дайте чуть-чуть влево“, „Дайте чуть-чуть поближе, метров пять-десять“»
[28]
.
Командующий 9-й армией Южного фронта в директиве от 1 июля 1941 года отмечал, что во время боев на реке Прут выявились многие недостатки в боевом применении артиллерии, резко снижающие эффективность ее огня. От артиллерии часто требовали вести «ураганный огонь» без указания конкретных целей, что приводило к большому расходу боеприпасов при совершенно ничтожных результатах. Так, 3-му дивизиону 266-го корпусного артиллерийского полка было приказано вести огонь в одном направлении на предельной дальности (17 км) «до последнего снаряда»
[29]
.
Кстати, всю войну наша артиллерия не имела специальных самолетов-корректировщиков артиллерийского огня. Любой фронтовик знал, чем грозит визит «рамы», то есть немецкого корректировщика WF-189 «Уху». А вот у нас корректировку артогня вели одноместные истребители или в лучшем случае штурмовики Ил-2.
С 1943 года в КБ П. О. Сухого пытались скопировать «раму», но первый полет разведчика-корректировщика Су-12РК состоялся лишь в 1948 году.
В авиации дела были еще хуже. Сколько приказов издавал Наркомат обороны о маскировке аэродромов, рассредоточении самолетов, о строительстве ложных аэродромов! А результат почти нулевой.
Причем все вышеперечисленное легко могло быть сделано за два-три дня силами личного состава, а при необходимости можно было мобилизовать местное население. Почему не сделано? Кто персонально виноват – Сталин, Тимошенко, Ворошилов?
Да и вообще, нужны ли такие приказы из Наркомата? А мог ли сам командир авиакорпуса или командир авиадивизии рассредоточить самолеты и построить ложный аэродром? Кстати, на Ленинградском фронте в 1942 году был случай: мальчики, играя в войну, построили зенитную батарею и при налетах немцев двигали деревянные оглобли, имитировавшие орудийные стволы. На следующий день люфтваффе разбомбило эту «батарею». Эпизод попал во фронтовую прессу.
Правда иной раз проскакивает даже у антисоветчиков. Тот же Марк Солонин пишет, что в 13-м бомбардировочном авиаполку в ночь на 22 июня все офицеры разошлись по семьям, а «весь авиагарнизон остался на попечении внутренней службы, которую возглавил дежурный по лагерному сбору младший лейтенант Усенко. Ну, если полком в первые часы войны командовал младший лейтенант, а старшие командиры „собрались к обеду“, то чего же лучшего можно было ожидать?»
[30]
.
Тот же Солонин удивляется «странной» войне лета 1941 года, в ходе которой было потеряно 4/5 боевых самолетов и сохранено 3/4 летных экипажей.
Солонин цитирует воспоминания летчика С. Ф. Долгушина: «Но откровенно скажу: у которых жены были – пошли к женам, а мы, холостые, улетели. Дивизией после гибели Гоничева никто не командовал…»
[31]
.
Действительно, большой бедой РККА летом 1941 года стало проживание семей комсостава на приграничных территориях. Надвигалась война, и не только генералы, но и младшие командиры должны были понимать, что немцы могут начать войну лишь летом 1941 года, во всяком случае, не позднее 15 сентября. После этого срока, учитывая климатические условия и состояние дорог России, никакой блицкриг физически невозможен. Вспомним наступление и отступление наполеоновской армии в 1812 году.
Казалось бы, почему хотя бы на лето не вывезти семью комсостава из 300-километровой приграничной полосы? Тем более что 90–95 % командирских жен не были уроженками этих местностей. Ну и поехали бы к мамам, братьям и сестрам, в конце концов, в дома отдыха. Детей можно было отправить в детские сады с выездом на дачу и в пионерские лагеря, а их мам – пионервожатыми, поварихами, нянечками и т. д.
Замечу, Москва кое-что в этом направлении предпринимала. 22 декабря 1940 года вышел приказ наркома обороны за № 0362, в соответствии с которым переводились на казарменное положение «летчики, штурманы и авиатехники, независимо от имеющихся у них военных званий, находящиеся в рядах Красной Армии менее 4 лет».
В 7-м пункте приказа говорилось: «Семьи летно-технического состава, переводимого на казарменное положение, к 1 февраля 1941 года вывести с территории военных городков. Выселяемые семьи отправить на родину или переселить на местные городские и поселковые жилфонды вне расположения авиачасти»
[32]
.
Проезд семьи по железной дороге был бесплатным. Выдавалось и «пособие на устройство в новом месте» (2000–3500 руб. в зависимости от состава семьи). Если средняя зарплата рабочего составляла в то время 350–400 рублей, то сумма эта была значительная.
В приказе наркома говорилось: «В современной международной обстановке, чреватой всякими неожиданностями, переход от мирной обстановки к военной – это только один шаг. Наша авиация, которая первая примет бой с противником, должна поэтому находиться в состоянии постоянной мобилизационной готовности… Задача создания обученных и вполне подготовленных к бою летчиков несовместима с современным положением, когда летчик переобременен семейными заботами… Нигде в мире не существует таких порядков, чтобы летчики жили по квартирам с семьями и чтобы авиационные части представляли собой полугражданские поселки. Терпеть такое положение далее – это значит ставить под удар дело боевого воспитания наших летчиков, дело укрепления нашей авиации, оборону нашей страны»
[33]
.
Еще в 1940 году Сталин возмущался порядками, царившими в наших авиагородках в Западных ВО, называл из «цыганским табором». Риторический вопрос, почему на аэродромах люфтваффе, с которых 22 июня 1941 года был нанесен удар, не было ни одной жены, тещи или выводка детей?
Итак, спору нет, вина Сталина за поражения 1941 года несомненна, но она несоизмерима с виной высшего и среднего комсостава РККА.
Но последние все подряд оказались героями, а Сталин – козлом отпущения. Возьмем, к примеру, наркома ВМФ Н. Г. Кузнецова и командующего Черноморским флотом Ф. С. Октябрьского. В своих мемуарах Кузнецов хвастался, что, мол, Сталин проспал войну, а он первым объявил боевую тревогу во флотах и тем самым спас их.
