— Хмм. Интересно, весьма, — сказала Сьюзен. — Куда же, по-твоему, нам идти?
НАЛЕВО =>
Не думаю, что им понадобиться много времени, чтобы решиться на продолжение погони.
— Мы так близко! За любым поворотом! — произнес Лобзанг.
— Тогда, за любой поворот, — сказала Сьюзен, направляясь к узкой щели между ящиками.
Лобзанг последовал за ней.
— Что вы имели в виду, когда сказали «решиться на продолжение погони»? — спросил он, когда они нырнули в полумрак.
— Табличка на лестнице говорит, что вход запрещен.
— То есть они ей не подчиняться? — он замолчал.
— В конечном счете, да. Но у них сохранится жуткое чувство, что им не следовало этого делать. Они подчиняются правилам. Они сами, в каком-то смысле, правила.
— Но ты не можешь подчиниться надписи «Налево/Направо», что бы ты не делал… о, ясно…
— Разве обучение не может быть веселым? О, вот еще одна.
НЕ КОРМИТЕ СЛОНА
— Вот теперь, — сказала Сьюзен. — Неплохо. Этому не подчиниться трудно…
— …потому что здесь нет слона, — сказал Лобзанг. — Думаю, я начинаю улавливать суть…
— Ловушка для Ревизоров, — сказала Сьюзен, глядя на один из ящиков.
— Вот еще одна любопытная, — сказал Лобзанг.
ИГНОРИРУЙТЕ ЭТУ НАДПИСЬ
Это приказ
— Любопытный прием, — согласилась Сьюзен. — Интересно… кто их оставил?
Где-то вдалеке послышались голоса. Они звучали тихо, но один неожиданно громко произнес:
— … писать «Налево», а указывать направо! В этом нет смысла!
— Это твоя вина! Мы не подчинились первой надписи! Горе ступившему на путь неповиновения!
— Не ты ли предложил это! Я голосовал за тебя, ты…
Раздался приглушенный звук, хрип и крик, растворившийся в небытие.
— Они дерутся друг с другом? — спросил Лобзанг.
— Мы можем только надеяться. Давай двигаться, — сказала Сьюзен. И они пошли вперед, пробираясь по лабиринту коробок, мимо надписи:
УТКА
— Ах, теперь метафизика, — сказала Сьюзен.
— Почему утка? — спросил Лобзанг.
— Действительно, почему?
Где-то среди ящиков голос, достигший крещендо, вопил:
— Что за органический чертов слон? Где слон?
— Здесь нет слона!
— Откуда тогда надпись?
— Это…
…и еще один хрип и затихающий крик. А потом… быстрые шаги.
Сьюзен и Лобзанг отступили в тень. Сьюзен пробормотала: «Я во что-то наступила», наклонилась и ощупала что-то мягкое и липкое. Когда же она выпрямилась, прямо на них из-за угла выбежал Ревизор.
Его глаза горели яростью. Он долго фокусировался на них, словно пытаясь вспомнить, кто или что они такое. Но в руке у него был меч, и держал он его правильно.
В тот момент позади него выросла чья-то фигура. Одной рукой она схватила его за волосы и рванула на себя, а второй сунула ему что-то в разинутый рот.
Мгновение Ревизор сопротивлялся, а потом затих. И распался, на маленькие кусочки, которые закружились в воздухе и растворились в темноте.
Какую-то секунду пара горстей пыли попыталась сформировать в воздухе маленькую сутану, но потом и она рассеялась, сопровождаемая тихим криком, который был ощутим только для волос на затылке.
Сьюзен посмотрела на фигуру.
— Ты… ты не… кто ты? — спросила она.
Фигура хранила молчание. И, скорее всего, потому что толстая ткань закрывала ей нос и рот. А на руках были толстые перчатки. Это было странно, потому как остальная ее часть была облачена в вечерний наряд с блестками, меховую накидку, рюкзак и огромную живописную шляпу с таким количеством перьев, ради которого, наверное, вымерло три редких вида птиц.
Фигура полезла в свой рюкзак и протянула им кусок темно-коричневой бумаги, причем так, словно подносила священный свиток. Лобзанг почтительно принял ее.
— Здесь написано: «Хигс amp;Микинс Лучшее Ассорти», — сказал он. — Хрустящая карамель, фундук внутри… Это шоколад?
Сьюзен глянула на раздавленный «Клубничный Восторг», который подобрала минуту назад, и подозрительно осмотрела стоящего перед ними.
— Откуда вы узнали, что это сработает? — сказала она.
— Прошу! Вам незачем бояться меня, — произнес приглушенный голос из-под повязок. — Я израсходовала все конфеты с орехами, а они тают не слишком быстро.
— Простите? — сказал Лобзанг. — Вы только что убили Ревизора конфетой?
— Да, последним «Апельсиновым Кремом». Мы располагаемся здесь. Пошлите.
— Ревизор… — выдохнула Сьюзен. — Ты тоже Ревизор. Так? Почему я должна верить тебе?
— Здесь больше никого нет.
— Но ты одна из них, — сказала Сьюзен. — Я вижу это, даже подо всем… этим!
— Я была одной из них, — сказала Леди ЛеГион. — Теперь я склонна думать, что я одна из меня.
На чердаке жили люди. Целая семья. И Сьюзен гадала, было ли их проживание здесь законным или незаконным или на одной из тех промежуточных стадий, типичных для сегодняшнего Анк-Морпорка, где всегда наблюдается хронический недостаток жилья. Немалая часть городской жизни проходила на улице, потому что под крышей ей просто не находилось места. Целые семьи жили посменно, так что кровать можно было использовать круглые сутки. Судя по всему, уборщики и те, кто знал, как пройти к «Трем большим розовым женщинам и одному куску газа» Каравати, пристроили свои семьи на захламленный чердак.
Их спасительница подошла к ним. Семья или, по крайней мере, одна ее смена, сидела на скамейке за столом, замерев в безвременье. Леди ЛеГион сняла шляпу, повесила ее на мать и встряхнула волосами. Затем она убрала толстые повязки с лица.
— Здесь мы в относительной безопасности, — сказала она. — Они по большей части собираются на главной улице. Добрый… день. Меня зовут Мира ЛеГион. Я знаю кто вы, Сьюзен Сто Гелит. Но мне неизвестен молодой человек, который меня удивляет. Вы здесь, как я понимаю, чтобы уничтожить часы?
— Чтобы остановить их, — ответил Лобзанг.
— Погоди, погоди, — сказала Сьюзен. — В этом нет смысла. Ревизоры ненавидят все, что связано с жизнью. А ты ведь Ревизор?
— Понятия не имею, кто я, — вздохнула Леди ЛеГион. — Но сейчас я точно знаю, что я все то, чем Ревизор быть не должен. Нас… их… нас нужно остановить!
— Шоколадом? — спросила Сьюзен.
— Чувство вкуса ново для нас. Чуждо. У нас нет защиты против него.
— Но… шоколад?
