Лобзанг посмотрел на шелушащееся чумазое полотно, покрытое желтым лаком. Цвета на нем растворялись в дюжине оттенков грязи, но кое-где сквозь них все же проглядывало что-то злое и жестокое.
— Это вроде Ад? — спросил он.
— Нет, это древний город Клатча, тысячи лет назад, — сказала Сьюзен. — Но дедушка говорит, что люди превратили его в Ад. Блиц сошел с ума, когда рисовал его.
— Э, у него неплохо получились грозовые облака, — сглотнув, сказал Лобзанг. — Чудный, э, свет…
— Присмотрись, что появляется из них, — сказала Сьюзен.
Лобзанг вгляделся в древние облака и застывшие молнии.
— О, да. Четыре всадника. Вечно их вворачивают…
— Пересчитай еще раз, — сказала Сьюзен.
Лобзанг скосил глаза.
— Тут двое…
— Не глупи, их пя… — начала она и проследила за его взглядом. Он смотрел вовсе не на картину.
Двое Ревизоров бежали прочь по направлению к Фарворовой Комнате.
— Они удирают от нас! — сказал Лобзанг.
Сьюзен схватила его за руку.
— Не совсем, — сказала она. — Им нужно посоветоваться! И чтобы это сделать, им нужен третий! И они вернуться, пошли!
Она втащила его в соседнюю галерею.
На другом ее конце маячили серые фигуры. Убегавшие миновали два покрытых пылью гобелена и нырнули в следующую огромную старую залу.
— О, боги, это же картина с «тремя большими розовыми женщинами и одним… — начал Лобзанг, но его протащили мимо.
— Будь внимательней, ладно? Где-то здесь должна быть дверь! Тут целое море Ревизоров.
— Но это же просто старая картинная галерея! Им здесь нечего делать, ведь так?
Скользнув по мраморным плитам, они остановились. Широкая лестница вела на второй этаж.
— Там мы окажемся в ловушке, — сказал Лобзанг.
— Там есть балконы, — сказала Сьюзен. — Пошли!
Она втащила его по лестнице сквозь арку. И остановилась.
Галерея была разделена на несколько ярусов. Посетители на втором ярусе могли видеть, что происходит на первом. И в данный момент там суетились Ревизоры.
— Какого черта они затеяли на этот раз? — прошептал Лобзанг.
— Думаю, — мрачно сказала Сьюзен. — Они разбираются в Искусстве.
Мисс Оранжевая была раздражена. Ее тело продолжало требовать от нее непонятных вещей, а работа, которую ей вверили, шла из рук вон плохо.
Рама, некогда окружвшая картину Сэра Роберта Плевательницкого «Телега застрявшая в реке» стояла прислоненная к стене прямо перед ней. Полотно из нее вынули, а оставшийся от него чистый холст свернули. Перед рамой по размерам были разложены кучки пигмента.
Несколько дюжин Ревизоров разлагали их на молекулы.
— Все еще ничего? — спросила она, шагая вдоль линии.
— Нет, мисс Оранжевая. До сих пор только известные молекулы и атомы, — дрожащим голосом сказал один из Ревизоров.
— Ну, может дело в пропорциях? В соотношении молекул? Базовой геометрии?
— Мы продолжаем…
— Ну так давайте!
Остальные Ревизоры, толпившиеся перед тем, что когда-то было картиной и, по-сути, все еще оставалось ей, потому что все до единой молекулы до сих пор присутствовали в этой галерее, глянули на нее и вновь вернулись к своему делу.
Мисс Оранжевая становилась все свирепее, оттого что не могла понять, почему злиться. Одной из причин могло быть то, что, давая ей задание, мистер Белый странно поглядел на нее. Ощущение на себе чьего-то взгляда было незнакомо Ревизорам — ведь ни один из них не удосуживался раньше слишком часто смотреть на другого, поскольку все они выглядели одинаково. Так же как им был непривычен способ излагать мысли при помощи лица. Или хотя бы иметь лицо. Или иметь тело, которое странным способом реагирует на выражение другого лица, принадлежащего в ее случае, мистеру Белому. Когда он смотрел на нее так, она испытывала ужасное желание расцарапать ему лицо.
Что не имело никакого смысла. Ни один Ревизор не должен испытывать подобного к другому Ревизору. Ни один Ревизор не должен испытывать подобного ни к кому. Ни один Ревизор вообще не должен ничего испытывать.
Она была в ярости. Они все потеряли так много возможностей. Нелепо общаться шевелением двух кусков кожи, хлопающих друг о друга, что же до языка… Фууууу…
Насколько ей было известно, за всю историю вселенной, ни один Ревизор, никогда не испытывал ощущения фууууу. Это несчастное тело было полно этих фууууу. Она могла в любой момент покинуть его, хотя… хотя частичка ее не желала этого. Страшное желание продолжать усиливалось с каждой секундой.
И еще она чувствовала голод. Что тоже не мело смысла. Желудок был лишь мешком для растворения пищи. Ему не полагалось приказывать. Ревизоры могут прекрасно обходится молекулами из своего окружения и использовать любой локальный источник энергии. Это факт. А теперь объясни это желудку. Она чувствовала его. Он сидел на своем месте и рычал. Ее начинали волновать ее внутренние органы. Зачем… почему… для чего они копировали внутренние органы? Фууууу.
Это было слишком. Ей хотелось… ей хотелось… высказаться, выкрикнуть какие-нибудь ужасные слова…
— Противоречие! Беспорядок!
Остальные Ревизоры в ужасе уставились на нее.
Но слова не подействовали на мисс Оранжевую. Они больше не обладали той властью, что раньше. Должны быть слова похуже. Ах, да…
— Органы! — закричала она, обрадованная, что, наконец, нашла, то, что искала. — И чего вы… органы, уставились на меня? — добавила она. — Работайте!
— Они разбирают их! — прошептал Лобзанг.
— Таковы Ревизоры, — сказала Сьюзен. — Они считают, что только так можно что-то выяснить о предмете. Знаешь, я ненавижу их. Честно.
Лобзанг покосился на нее. Монастырь не был чисто мужским заведением. То есть, он конечно был им, но никогда таковым себя не считал, просто потому, что идея о женщинах, работающих в нем, не забредала в умы способные мыслить в шестнадцати измерениях. А вот, к примеру, Гильдия Воров отдавала себе отчет в том, что девочки в деле воровства ничуть не хуже мальчиков — Лобзанг сохранил теплые воспоминания о своей однокласснице Стеф, которая могла украсть мелочь из заднего кармана ваших брюк и лазала по стенам не хуже Убийцы. Среди девочек он чувствовал себя как рыба в воде. Но Сьюзен пугала его до дрожи. Словно бы глубоко в ее душе клокотала ненависть, и она готова была излить ее на Ревизоров.
Он вспомнил, как Сьюзен стукнула одного из них гаечным ключом. Тогда она просто хмурилась, словно концентрировалась на некоем задании, которое нужно сделать как следует.
— Может, пойдем? — рискнул он.
