Смерть огляделся вокруг.
— О КОМ ТЫ ГОВОРИШЬ?
— Об этом мальчике на помосте, видишь его?
— НЕТ, БОЮСЬ, Я НИКОГО НЕ ВИЖУ ТАМ.
— Что? Глянь, он прямо там! Ясен, как нос на твоем лице… Ну, очевидно не совсем на твоем…
— Я ВИЖУ, КАК ДВИГАЮТСЯ ЦВЕТНЫЕ КАТУШКИ…
— Ну, и как ты думаешь, кто их двигает? Я хочу сказать, ты Смерть, так? Я думал ты можешь видеть всех!
Смерть глядел на прыгающие катушки.
— ВСЕХ… КОГО МНЕ СЛЕДУЕТ ВИДЕТЬ, — сказал он. И продолжал глядеть.
— Кхм, — кашлянул Шобланг.
— О. ДА. НА ЧЕМ МЫ ОСТАНОВИЛИСЬ?
— Послушай, если я, э, слишком рано, тогда не мог бы ты…
— ВСЕ, ЧТО СВЕРШИЛОСЬ, ОСТАНЕТСЯ СВЕРШЕННЫМ.
— Что это за философия?
— ЕДИНСТВЕННАЯ, КОТОРАЯ РАБОТАЕТ, — Смерть вынул песочные часы и сверился с ними. — ВИЖУ, ЧТО ПО ЭТОЙ ПРИЧИНЕ, ТЕБЕ НЕ ПОЗВОЛЕНО РЕИНКАРНИРОВАТЬ В ТЕЧЕНИЕ СЕМИДЕСЯТИ ДЕВЯТИ ЛЕТ. У ТЕБЯ ЕСТЬ, ГДЕ ИХ ПРОВЕСТИ?
— Провести? Я мертв. Это не все равно, что захлопнуть за собой дверь собственного дома и остаться на улице! — сказал Шобланг, начиная расплываться.
— МОЖЕТ ТЫ СМОЖЕШЬ ПРОТИСНУТЬСЯ В БОЛЕЕ РАННЕЕ РОЖДЕНИЕ?
Шобланг исчез.
В этот вневременной миг Смерть обернулся и посмотрел на зал с гигантскими волчками…
тик
Тихо поскрипывая, меловой цилиндр вновь начал вращаться.
Один за другим стали поворачиваться дубовые Удлинители, собирая нарастающий груз. На этот раз не было визга опор. Они медленно крутились, как старые балерины, туда и обратно, постепенно оборачивая время вокруг себя, как оборачивают его вокруг себя миллионы людей в мире. Их скрип походил на скрип снастей клипера, обходящего Мыс Безнадежности с попутным ветром.
Затем застонали большие каменные колонны, собирая то, с чем не смогли справиться их меньшие собратья. Грохот заглушил скрип, но он был спокойным, контролируемым…
Лю-Цзы опустил руку и выпрямился.
— Чистая работа, — сказал он. — Спасибо всем.
Он обернулся к ошеломленным, тяжело дышащим монахам и, поманив к себе старшего, вынул помятую сигарету из ее апартаментов за ухом и сказал:
— Ну, Рамбут Косорукий, как думаешь, что только что произошло, а?
— Э, ну, была волна, которая прорвала…
— Не-не, после этого, — сказал Лю-Цзы, зажигая спичку о подошву сандалии. — Понимаешь, я думаю, не случилось того, что, вы, ребята, бегали здесь как безголовые цыплята, а послушник забрался на платформу и провел самую четкую и гладкую ребалансировку, которую я когда-либо видел. Потому что этого не могло случиться, таких вещей не бывает. Правильно я говорю?
Монахов Зала Удлинителей нельзя было назвать храмовыми гениями политической мысли. Их работой было следить, смазывать, разбирать, реконструировать и следовать указаниям человека на платформе. Брови Рамбута Косорукого изогнулись.
Лю-Цзы вздохнул.
— Послушай, что, как я думаю, случилось, — пришел на помощь он. — Вы, парни, оказались на высоте, так что мне с этим молодым человеком оставалось только поражаться практическим навыкам, которые вы продемонстрировали. Аббат будет впечатлен и станет пускать довольные пузыри. Вы даже можете поискать дополнительные момоу в сугпе в обед, если вы меня понимаете.
Косорукий тут же поднял эту мысль на флагшток своего умственного судна и, послав хвалу небесам, расцвел улыбкой.
— Однако, — сказал Лю-Цзы, подходя ближе и понижая голос. — Я, возможно, скоро загляну сюда, похоже, этому местутребуется хорошая уборка, и если я увижу, что вы, ребята, ничего не делаете и просиживаете штаны во время работы, у нас с вами состоится… разговор.
Улыбка исчезла.
— Да, Дворник.
— Вы должны проверить их всех и понаблюдать за опорами.
— Да, Дворник.
— В таком случае, надеюсь на вашу честность. Мы с юным Лобзангом пойдем. Вы и так много сделали для его обучения.
Он взял непротестующего Лобзанга за руку и повел мимо длинных рядов вращающихся и гудящих Удлинителей прочь из зала. Завеса голубого дыма все еще висела под высоким потолком.
— Истинно говорят: «Можно и пером свалить человека», — бормотал он, пока они двигались по наклонной галерее. — Ты заметил инверсию до того, как это случилось. Я бы отбросил нас назад на целую неделю. По меньшей мере.
— Простите, Дворник.
— Простите? Тебе не нужно извиняться. Не знаю, кто ты есть, сынок. Ты слишком быстр. Ты чувствовал себя там, как рыба в воде. Тебе не нужно учить все то, что занимает у других людей годы. Старый Шобланг, который, наверное, уже родился где-то тепленький и миленький, так вот даже он не мог сбалансировать груз до секунды. Именно так, до секунды. По всему чертовому миру! — он вздрогнул. — Вот тебе совет. Не показывай это. Люди могут странно отреагировать.
— Да, Дворник.
— И еще, — сказал Лю-Цзы, выходя на солнечный свет. — Из-за чего ты так волновался прямо перед тем, как разбуянились Удлинители? Ты почувствовал что-то?
— Не знаю. Я просто ощутил,… что на мгновение все пошло не так.
— Такое случалось прежде?
— Не-ет. Это было немного похоже на то, что случилось в зале Мандалы.
— Ну, не говори об этом больше никому. Многие из наших высокопоставленных сейчас даже не знают, как работают вертушки. Никого они больнее не волнуют. Никого не волнует то, что работает слишком исправно. Хотя раньше даже не разрешалось стать монахом, если ты не провел шесть месяцев в том зале, чтобы смазывать, чистить и таскать тяжелые ведра. И мы разбирались в этом! Сейчас всех учат послушанию и космической гармонии. Ну, в старые дни, ты учился этому в том зале. Ты быстро запоминал, что если не отпрыгнешь, когда кто-то кричит «Она сбрасывает!», становишься старше на пару лет в том месте, куда попадет, и что нет гармонии лучше, чем плавно вращающиеся цилиндры.
Галерея привела их в главный храмовый комплекс. По мере того как они приближались к залу Мандалы, вокруг становилось все больше суетящихся людей.
— Ты уверен, что сможешь увидеть ее еще раз?
— Да, Дворник.
— Хорошо. Тебе лучше знать.
Балкончики, выходящие в зал были переполнены монахами, но Лю-Цзы пробился вперед при помощи вежливого, хотя и решительного использования метлы. Главные монахи теснились ближе к краю.
Ринпо заметил его.
— А, Дворник, — сказал он. — Тебя пыль задержала?
— Цилиндры сорвались и набрали скорость, — пробормотал Лю-Цзы.
— Да, но тебя звал сам аббат, — сказал Помощник укоризненно.
