В соседнем шкафу оказалась куча колов и киянок, плюс там же хранилась пачка простых анатомических изображений человеческого тела, на которых крестом была помечена область сердца.
– Фхемы придумывайт я, – с гордостью сообщил Игорь. – Фтарый хозяйин не одабривайт, когда гофти вбивайт колы куда пападайт. Он говорийт, что не против умрайт, что ф удовольфтвием отдыхайт, но выглядайт, как дуршлаг, ефть очень плохо, йа?
– А ты, Игорь, оказывается, смышленый, – одобрила нянюшка.
Игорь просиял.
– У меня голова хорошие мозги.
– Сам выбирал, да? Шучу, шучу. Я знаю, мозги ты сам сделать не можешь.
– Мой дальний родфтвенник работайт Незримый Универфитет.
– Правда? И что он там делает?
– Плавайт банка, – заявил Игорь. – Показывайт вам подвал фо фвятая вода? Фтарый мафтер фофтавлял большая коллекция.
– Что-что? – изумилась Маграт – Вампир коллекционировал святую воду?
– Кажется, я начинаю понимать, – сказала нянюшка. – Он был настоящим спортсменом, верно?
– О йа!
– А хороший спортсмен всегда дает шанс отважной дичи, – продолжала нянюшка. – Даже если для этого придется заполнить весь подвал какой-нибудь «аква папорале». Да, судя по всему, твой старый хозяин был настоящим мыслителем. Нынешний-то просто умник-разумник…
– Я тебя не понимаю, – нахмурилась Маграт.
– Смерть для вампиров ничего не значит, – объяснила нянюшка. – Они всегда найдут способ восстать из могилы. Это известно всякому, кто хоть немного разбирается в вампирах. Для людей убийство вампиров – это своего рода приключение, вот вампиры и позволяют вбивать в себя колы, топить себя в реке. Но, отдохнув парочку десятилетий, вампир возвращается из могилы, и все начинается сначала. То есть в выигрыше остаются все. Вампир продолжает свое существование, а сельские герои получают возможность хорошо поразмяться на свежем воздухе.
– Сорокулы обязательно придут за нами, – сказала Маграт, прижимая к себе дочку. – Они увидят, что в Ланкре нас нет, потом поймут, что до равнин мы добраться не могли. Затем обнаружат разбитую карету. Нянюшка, они все равно найдут нас!
Нянюшка оглядела расставленные по размеру бутылки и банки, внимательно изучила аккуратно разложенные колы.
– Ну, на это у них уйдет какое-то время, – сказала она. – А мы используем его для того, чтобы… подготовиться.
Нянюшка с решительным видом повернулась. В одной руке она сжимала бутылку со святой водой, в другой – арбалет, заряженный деревянным колышком, а в зубах – сетку с заплесневевшими лимонами.
– Аи а, – сказала она.
– Извини? – переспросила Маграт.
Нянюшка выплюнула сетку с лимонами.
– Значит, так, – повторила она. – Я не умею думать так же хорошо, как матушка, зато умею поступать так, как поступаю только я. Головологией пусть занимается кто-нибудь другой. А мы просто надерем этим летучим мышам задницы.
Ветер шумел над пустошами на границе Ланкра, свистел в тонких ветках вереска.
Проносясь над старыми, заросшими ежевикой курганами, он качнул ветви одинокого колючего дерева и развеял дым, поднимавшийся вверх по его корням.
И вдруг из-под земли раздался одинокий отчаянный вопль.
Внизу, под холмом, Нак-мак-Фигли бились преотчаянно, но сила брала верх над массой и количеством – и это несмотря на то, что пикси облепили Веренса с ног до головы, а на груди у него восседала сама Большая Агги.
– Верно, хлебало крепковатое вышло, – предположил человек Большой Агги, глядя на налитые кровью глаза и покрытые пеной губы Веренса. – Перебрали чуток. Всего в пятьдесякс ракс, чем пьем сами. Но он же непривычный…
Большая Агги пожала плечами.
В дальнем углу пикси прорыли в соседнюю пещеру ход и сейчас тащили оттуда длинный меч. Для бронзового клинка он совсем неплохо сохранился – древние ланкрские вожди предпочитали быть похороненными вместе со своим оружием, дабы сражаться с врагами и в следующем мире, но вождем в древнем Ланкре можно было стать, лишь отправив в следующий мир превеликое множество врагов. Поэтому вожди старались брать в последний путь оружие понадежнее и наименее подвластное времени.
Под руководством старого пикси носильщики поднесли меч к бешено дергающейся руке Веренса.
– Вакс готовкс? – спросил человек Большой Агги. – Йин! Тан! Тетра!
Фигли бросились врассыпную. Веренс стремительно выпрямился, врезался головой в потолок, снова пригнулся, схватил меч и принялся колошматить одну из боковых стенок пещеры, пока не прорубил дыру во внешний мир и не скрылся в ночи.
Прижавшиеся к стенам пещеры пикси вопросительно посмотрели на келду.
Большая Агги кивнула.
– Большая Агги говорикс, вы глаз да глаз, чтоб он тип да топ, – возвестил старый пикси.
В воздух взметнулась тысяча маленьких, но очень острых клинков.
– Хуунс!
– Рва-порва!
– Нак-мак-Фигли!
Через несколько секунд пещера опустела.
Нянюшка, быстро шагавшая по главному залу замка с охапкой кольев, вдруг остановилась как вкопанная.
– А это что такое? – спросила она. – Ничего себе размерчик!
– О, это бывайт радофть и гордофть фтарый граф, – возвестил Игорь. – Мафтер бывайт не флишком фовременный, но чафто говоривайт, что век Летучей Мыши имейт фвои преимущефтва. Иногда он играйт на нем и играйт, нефколько чафов кряду…
Это был орган – вернее, таким мечтал стать всякий орган, когда вырастет, – потому что данная особь занимала практически весь огромный зал. Нянюшка, как фанатичная, до мозга костей поклонница музыки, не могла не залюбоваться этим инструментом. Орган был весь черный, даже трубы его были заключены в узорчатый кожух из черного дерева, а регистры и клавиши были выточены из мертвого слона.
– И как он работает? – уточнила нянюшка.
– При помощи вода, – объяснил Игорь гордо. – Под замком протекайт подземная река. Мафтер заказывайт орган по фобфтвенный проект…
Нянюшка провела пальцами по бронзовой табличке над клавиатурой.
«ПАСЛУШАЙТЕ, КАК ПАЮТ КИНДЕР НОЧИ… ЧТО ЗА ВУНДЕБАР МУЗИК ОНИ СОЗДАЮТ, – гласила она. – Производитель: Бергольт Статтли Джонсон, Анк-Морпорк».
– Настоящий «Джонсон», – благоговейно произнесла нянюшка. – Я целую вечность не касалась его клавиш… – Она присмотрелась. – Что это? «Крик 1», «Раскаты грома 14», «Вой волка 5»? Целый набор регистров «Скрип половиц»?! Но на нем ведь нельзя играть! В смысле музыку!
– Йа, но фтарый мафтер больше интерефовайт… фпецэффекты.
На пюпитре все еще лежал покрытый пылью нотный лист, который кто-то аккуратно заполнял. На листе было множество зачеркиваний и исправлений.
