– Я нашел ее в пепле.
– Еще никому не удавалось найти скорлупу феникса, – осуждающе произнес Овес.
– Я об этом не знал, господин, – с невинным видом произнес Ходжесааргх. – Иначе не стал бы даже искать.
– Кстати, а кто-нибудь ее вообще искал? – спросила матушка, рассматривая скорлупу.
– Ага.
– Я подумал: возможно, феникс обитает в каких-нибудь опасных местах и… – начал было Ходжесааргх.
– Для новорожденного любое место опасно, – сказала матушка. – Вижу, ты много размышлял, Ходжесааргх.
– Спасибо, госпожа Ветровоск.
– Жаль, так ни до чего и не додумался, – продолжила матушка.
– Госпожа?
– Здесь скорлупа нескольких яиц.
– Госпожа?
– Ходжесааргх, – терпеливо объяснила матушка. – Феникс отложил больше одного яйца.
– Что? Но это невозможно! Согласно мифологии…
– О, мифология, – покачала головой матушка. – Мифология – это всего-навсего рассказ победившей стороны, а победила она потому, что мечи у нее были длиннее. Да и станут ли победители обращать внимание на всякие орнитологические тонкости? Так или иначе, всякой твари должно быть по паре, одинокая тварь долго не протянет. У жар-птиц тоже есть враги, как и у любых других существ. Помоги мне встать, господин Овес. Сколько у тебя сейчас птиц, Ходжесааргх?
– Пятьдесят.
– Когда ты пересчитывал их в последний раз?
Они стояли и наблюдали за тем, как Ходжесааргх ходит от клетки к клетке. Затем они стояли и наблюдали, как он пересчитывает птиц в обратном порядке. Потом он некоторое время рассматривал свои пальцы.
– Пятьдесят одна? – подсказала матушка.
– Я ничего не понимаю, госпожа.
– Тогда пересчитай их по видам.
Получилось, что вместо восемнадцати мучеников бородатых в клетке сидели девятнадцать птиц.
– Может, еще один прилетел, завидев сородичей? – предположил Овес. – Как голубь.
– Такого не бывает, господин, – возразил сокольничий.
– И один из них не будет привязан, – сказала матушка. – Можете мне поверить.
Они нашли его в глубине клетки. Этот мученик был чуть меньше остальных и смирно висел на жердочке.
Редкая птица способна вести себя в клетке более спокойно, чем ланкрский ухтыястреб, он же мученик бородатый. Это плотоядная птица, пребывающая в вечных поисках возможности стать вегетарианцем. Большую часть времени ухтыястреб спит, но, когда совсем подводит желудок, он предпочитает спокойно сидеть на ветке и ждать, пока кто-нибудь умрет. Перед тем как погрузиться в сон, мученик бородатый покрепче обхватывает ветку когтями, после чего переворачивается вниз головой – и спокойно дремлет. Ходжесааргх разводил этих птиц лишь потому, что встречались они только в Ланкре, а еще ему нравилось их оперение. Но все заслуживающие уважения сокольничие соглашались с тем, что поразить дичь при помощи ухтыястреба можно одним-единственным способом – если метнуть им из пращи. Матушка протянула к птице руку.
– Я принесу тебе перчатку, – предложил Ходжесааргх, но матушка нетерпеливо отмахнулась.
Птица перескочила ей на запястье. Матушка охнула – по ее руке пробежали зеленовато-синие огоньки, как от болотного газа.
– Ты в порядке? – спросил Овес.
– Лучше не бывает. Ходжесааргх, мне нужна эта птица.
– Уже темно, госпожа.
– Не имеет значения. Но ты должен закрыть ей голову колпачком.
– Я никогда не закрываю головы ухтыястребов колпачками, госпожа. Они всегда ведут себя спокойно.
– Но эту птицу… эту птицу… – пробормотала матушка, – ты еще не знаешь. Надень на нее колпачок.
Ходжесааргх медлил. Он вспомнил круг обожженной земли и существо, которое пыталось найти форму, в которой могло бы выжить…
– Госпожа, это ведь ухтыястреб?
– А почему ты спрашиваешь? – медленно произнесла матушка. – В конце концов, кто тут сокольничий – ты или я?
– Потому что в лесу я нашел… я видел…
– Что ты видел, Ходжесааргх?
Ходжесааргх не выдержал ее взгляда. Подумать только, он пытался поймать феникса! Другие птицы в худшем случае клюнут его, вырвут кусок кожи. Но если бы он поймал… Ходжесааргх ощутил непреодолимое, жгучее желание побыстрее избавиться от этой птицы.
Как ни странно, остальные обитатели птичника вели себя совершенно спокойно. Правда, все до единой головы были повернуты в сторону маленькой птички, сидевшей на запястье матушки Ветровоск. Все ничего не видящие головы в колпачках.
Ходжесааргх взял колпачок. Когда он надевал его на голову ухтыястреба, ему показалось, что под рукой сверкнуло золотистое пламя.
Впрочем, решил Ходжесааргх, это его не касается. Он столько лет провел в замке, достаточно счастливых лет – а все потому, что знал, куда можно совать свой нос, а куда – нельзя. И в это дело лучше было не соваться.
Матушка сделала несколько глубоких вдохов.
– Отлично, – кивнула она. – А теперь мы пойдем в замок.
– Зачем? Почему? – спросил Овес.
– А как ты думаешь?
– Вампиры ушли, – сказал священнослужитель. – Пока ты… приходила в себя. Господин Ходжес… ааргх сказал. Остались только солдаты и, э-э, слуги. А перед этим была какая-то суматоха, и из замка уехала карета. Но замок оцеплен стражниками, даже мышь не проберется.
– И как тогда пробралась целая карета?
– Ну, карета принадлежала вампирам, и правил ею их слуга, правда, Джейсон Ягг утверждает, будто бы видел в ней госпожу Ягг.
Матушка прислонилась к стене.
– Куда они направились?
– Я думал, ты прочтешь их мысли и сама определишь.
– Молодой человек, в данный момент я даже собственные мысли не могу прочесть.
– Но, матушка, ты же еще не оправилась от потери крови…
– Не смей указывать мне, от чего я оправилась, а от чего – нет! – резко перебила матушка. – Не твоего ума дело. Интересно, куда могла направиться Гита Ягг?
– Ну, я думаю…
– В Убервальд, не иначе.
– Что? Но с чего ты взяла?
– Просто знаю. Ланкр сейчас небезопасен, а в такую ночь в кривые земли только самоубийца сунется. Можно, конечно, спуститься на равнину, однако я не удивлюсь, если дорогу размыло.
– Но Убервальд… там ведь опасно!
– Опаснее, чем здесь? – спросила матушка. – В Убервальде хорошо разбираются в вампирах. Тамошние жители к ним привыкли. И там есть безопасные места. Крепкие постоялые дворы вдоль главной дороги, это во-первых. Нянюшка – очень практичная женщина. Готова поспорить, именно так она и рассуждала. – Матушка вдруг поморщилась и добавила: – Но в конце концов они окажутся в замке вампиров.
