Тут граф увидел выражение лица жены, и улыбка его несколько померкла.
– У тебя на кончике языка вертится какое-то «но», – сказал он без всякого выражения.
– Я только хотела напомнить, что в Воронау не было ведьм.
– Тем лучше! Без них легче дышится!
– Конечно, но…
– Дорогая, не начинай все заново. В нашем словаре не должно быть места всяким «но». Как ни странно, Веренс был прав. Наступает новый мир! Долой противных мелких гномов, долой ведьм, долой кентавров! Все они исчезнут бесследно, не говоря уж о каких-то там огненных птицах! Мы покончим со всякими тварями! Да здравствует прогресс! Они недостойны выживания!
– Но того феникса ты только ранил.
– Вот именно! Он позволил ранить себя, а значит, ему грозит вымирание. И мы, моя дорогая, если не хотим исчезнуть вместе со старым миром, должны приспособиться к этим переменам. Что же касается ведьм… Боюсь, они уже в прошлом.
Ну, а тем временем в настоящем…
Ведьмы приземлились чуть выше опушки леса, на самом краю вересковой пустоши. Как и говорила Агнесса, пустошь эта была совсем невзрачной, она даже не заслуживала столь громкого названия. На ее противоположной стороне тек ручеек, и отсюда вполне можно было расслышать его журчание.
– Нормальная земля. Никакая не кривая, – буркнула Агнесса.
Она понимала, что сейчас сморозила глупость, но в присутствии Маграт она несколько нервничала.
Нянюшка посмотрела на небо. Две другие ведьмы тоже подняли головы.
– Глаза должны немножко привыкнуть, нужно присмотреться, – пояснила нянюшка. – На самой пустоши будет гораздо лучше видно.
Агнесса, прищурившись, разглядывала пасмурное небо.
– О… Кажется, вижу, – сказала Маграт. «Готова поспорить, ничего-то она не видит, – заявила Пердита. – Как, впрочем, и я».
И вдруг Агнесса увидела. Как будто на самой границе зрения соединялись два огромных стеклянных полотна. Тонкая граница то появлялась, то исчезала, поймать ее было очень трудно, но какая-то… несовместимость здесь присутствовала.
Нянюшка послюнила палец и подняла руку, чтобы определить, откуда дует ветер. Потом вытянула ладонь вперед.
– Туда. И глаза закройте.
– Но тут даже тропинки нет, – возразила Маграт.
– Верно. Ты будешь держать за руку меня, Агнесса возьмет за руку тебя. Я пару раз тут ходила. Ничего сложного.
– Как в детской сказке, – хмыкнула Агнесса.
– Вот-вот, – кивнула нянюшка. – Мы стоим на пороге. Ну… пошли…
Сделав всего-навсего один шаг, Агнесса вдруг услышала, как под ногами зашуршал вереск. Она открыла глаза.
Бескрайняя пустошь простиралась далеко во все стороны. Воздух стал темнее, тучи – тяжелее, а ветер усилился. На горизонте высились горы. Откуда-то издалека доносился шум падающей воды.
– Где мы? – спросила Маграт.
– Там же, где и были, – ответила нянюшка. – Помню, отец рассказывал, иногда олени, на которых охотились, спасались в кривых землях.
– Наверное, от безысходности, – пробормотала Агнесса. Вереск здесь был более темным, он царапался так, будто вдруг отрастил колючки. – Все тут выглядит как-то… мерзко.
– Отношение тоже играет свою роль, – сказала нянюшка и постучала по чему-то ногой.
«Когда-то это был… вертикально стоявший камень, – подумала Агнесса, – но теперь он превратился в лежачий камень, густо поросший лишайником».
– Вешка, – пояснила нянюшка. – Помогает выбраться отсюда, иначе век плутать будешь. Так, надо идти к горам. Маграт, Эсме хорошо укутана? Я имею в виду маленькую Эсме.
– Она спит.
– Понятно, – сказала нянюшка несколько странным, как показалась Агнессе, голосом. – Вот и хорошо. Пошли. Ах да, нам еще понадобится вот это…
Она пошарила в бездонной панталонной кладовой и выудила носки, настолько толстые, что они скорее напоминали башмаки.
– Ланкрская шерсть, – похвасталась она. – Джейсончик по вечерам вяжет, а вы знаете, какие сильные у него пальцы. Этими носками стену пробить можно.
Вереск безуспешно цеплялся за похожую на проволоку шерсть, а три ведьмы тем временем углублялись все дальше и дальше в пустошь. Солнце было еще высоко в небе, по крайней мере какое-то яркое пятно маячило среди туч, и все равно было темно. Словно бы темнота лезла из-под самой земли.
«Агнесса…» – позвала Пердита из глубины поделенного на двоих мозга.
«Что?» – подумала Агнесса.
«Нянюшку что-то беспокоит. Что-то, связанное с девочкой и матушкой Ветровоск. Ты заметила?»
«Я заметила, что она смотрит на маленькую Эсме так, – подумала Агнесса, – словно пытается принять какое-то решение, если ты это имеешь ввиду».
«По-моему, тут замешано Заимствование…»
«Неужели она думает, что матушка при помощи девочки следит за нами?»
«Не знаю, но что-то происходит».
Грохот воды впереди становился все громче.
– Где-то тут течет ручеек, верно? – спросила Агнесса.
– Верно, – ответила нянюшка. – Совсем рядом.
Пустошь вдруг закончилась. Они смотрели в бездну, которая, однако, даже не думала смотреть в них. Эта бездна была практически… гм, бездонной. Вспененная вода едва виднелась далеко внизу. Холодный влажный воздух обдувал лица.
– Этого не может быть, – покачала головой Маграт. – Эта пропасть шире и намного глубже, чем Ланкрский провал!
Агнесса попыталась внимательнее рассмотреть затянутое туманом дно.
«Да тут не больше двух футов, – возмутилась Пердита. – Я могу рассмотреть каждый камешек».
– Пердита считает, что это… оптическая иллюзия, – вслух сказала Агнесса.
– Возможно, она права, – откликнулась нянюшка. – Вот что значит кривая земля, понимаешь? Внутри она больше, чем снаружи.
Маграт подняла камешек и бросила его в пропасть. Он несколько раз отскочил от стены и кувыркаясь улетел вниз, оставив после себя только каменистое эхо. Река текла слишком далеко внизу, чтобы можно было разглядеть всплеск.
– Очень реалистично, а? – еле слышно пробормотала Маграт.
– Мы можем воспользоваться мостом, – сказала нянюшка, показывая куда-то в сторону.
Все посмотрели на мост, если его так можно было назвать. Он скорее представлял собой прямую противоположность моста. Скажем так, если бы существовала самая мало-мальски вероятная возможность перейти пропасть по воздуху – ну, к примеру, появились бы какие-нибудь внезапно восходящие потоки или молекулы воздуха вдруг разом сошли бы с ума, – в общем, следовало бы данной возможностью воспользоваться. По сравнению с ней предложение пересечь эту же пропасть по мосту вызывало откровенный смех.
