Большинство украшений были весьма посредственного качества безделушками, купленными на ярмарках, но главное, как считала нянюшка Ягг, – чтобы они были блестючими. Так здесь появилось великое множество косоглазых собачек, розовых пастушек и кружек с кучей ошибок и опечаток, как то: «Самай Лучшей Моме На Веете» и «Мы Лубим Нашу Наню». Огромная позолоченная пивная кружка из трактира «Студенческая лошадь», которая играла мелодию «Их Бин Пьян Как Швайн», будучи слишком великим богатством для того, чтобы стоять на вседоступном месте, была заперта в застекленном шкафу и завоевала портрету Ширл Ягг почетное постоянное место на комоде.
Нянюшка Ягг уже расчистила место для зеленого шара на одном из столов. Когда Агнесса вошла, она недовольно вскинула голову.
– Что-то ты задержалась. Небось хухры-мухры разводила? – произнесла она голосом, способным пробить любую броню.
– Нянюшка, ты говоришь в точности как матушка, – укоризненно сказала Агнесса.
Нянюшка поежилась.
– Ты права, девочка. Давай-ка побыстрее найдем ее. Я еще слишком полна веселья, чтобы становиться каргой.
– Кругом полным-полно странных существ! – сообщила Агнесса. – Кентавры бродят просто стадами! Нам даже пришлось прятаться от них в канаве!
– Ага, я заметила траву и листья на твоем платье, – кивнула нянюшка. – Но решила не говорить. Из вежливости.
– Откуда они взялись?
– Спустились с гор, я полагаю. А зачем ты притащила с собой этого болвана?
– Потому что он вывалялся в грязи, нянюшка, – резко произнесла Агнесса. – И я пообещала, что он сможет здесь вымыться.
– Э-э… Это действительно хижина ведьмы? – уточнил Овес, разглядывая бесконечный строй Яггов.
– Охохонюшки… – протянула нянюшка.
– А пастор Мельхио говорил, что ведьмовские дома все как один гнезда порока и сексуальных излишеств.
Молодой священнослужитель сделал шаг назад, наткнулся на маленький столик, из-за чего синяя заводная балеринка начала судорожно дергаться под «Трех слепых мышат».
– Ну, допустим, у нас есть раковина, – вкрадчиво протянула нянюшка. – Но что ты можешь предложить взамен?
– Нянюшка хочет сказать, что неплохо бы проявить чуточку благодарности, – перевела Агнесса. – Нянюшка, не изводи его. Утро и так выдалось нелегким.
– Э… А как пройти к умывальнику? – спросил Овес.
Агнесса объяснила, и он с явным облегчением отбыл.
– Поразительный зануда, – покачала головой нянюшка.
– Матушку видели чуть выше длинного озера, – сообщила Агнесса, сев за стол.
Нянюшка резко подняла голову.
– Неподалеку от вересковой пустоши? – спросила она.
– Да.
– Плохо. Кривое там место.
– Кривое?
– Все крученое-перекрученое.
– Что? Но я там бывала. Обычное, поросшее вереском и утесником болото. Несколько старых пещер в конце долины.
– Правда? А на облака ты смотрела? Ничего-то ты не понимаешь…
Когда вернулся сияющий чистотой Овес, они все еще спорили, но, увидев его, несколько смутились.
– Я ж говорю, трое нужны! – буркнула нянюшка, отталкивая в сторону стеклянный шар. – Особенно если она сейчас там. Кривую землю через шар не разглядишь, она тебе всю голову заморочит. У нас просто не хватит сил.
– Я не хочу возвращаться в замок!
– Маграт лучше нас всех обращалась с хрустальным шаром.
– Нянюшка, она должна заботиться о маленьком ребенке!
– Ага. В замке, полном вампиров. Подумай хорошенько. Кто знает, когда они проголодаются? Лучше будет, если Маграт и ее дочка поскорее уберутся оттуда.
– Но…
– Ты вытащишь ее оттуда! Это могла бы сделать я, но ты сама говорила: я, мол, только сидела и тупо скалилась.
Агнесса вдруг ткнула пальцем в Овса.
– Ты!
– Я? – переспросил он дрожащим голосом.
– Ты сказал, что сразу различил в них вампиров!
– Правда?
– Сказал.
– Ну да, сказал. И что с того?
– То есть ты не переживал никакого подъема? Не был счастлив как никогда?
– С подъемов я очень быстро падаю, – мрачно откликнулся Овес.
– Но почему они с тобой не справились?
Овес неуверенно улыбнулся и пошарил в кармане.
– Меня защищает десница Ома.
Нянюшка внимательно осмотрела медальон. Там был изображен человек, привязанный к панцирю черепахи.
– Серьезно? – спросила она. – Мощная штуковина, стало быть.
– Ом простер свою десницу, дабы спасти пророка Бруту от пыток, и точно так же раскинет он надо мной свои крылья, когда придет час испытаний моих, – возвестил Овес. Правда, судя по его тону, он больше пытался убедить себя, чем нянюшку. – Если хотите узнать больше, у меня есть одна брошюрка. – Его голос сразу стал более решительным, ведь если существование Ома еще можно было поставить под сомнение, то существование религиозных брошюр было очевидным для любого рационально мыслящего, открытого новым веяниям человека.
– Не хотим, – отрубила нянюшка и вернула медальон. – А вот брату Пердоре не требовалось никаких волшебных побрякушек, дабы отваживать зло.
– Конечно не требовалось. От его перегара любое зло со всех ног улепетывало, – съязвила Агнесса. – Итак, господин Овес, ты идешь со мной. С меня хватит, я с этим кровососущим принцем уже сражалась в одиночку. Так что заткнись!
– Э… Но я ничего не говорил…
– Я не тебя имела в виду, а… Слушай, ты рассказывал, что изучал вампиров, верно? Какие они вообще? Ну, как живут? Что любят?
Овес на мгновение задумался.
– Э… Ну, жить они предпочитают в удобных сухих гробах. А любят… Чтобы свежей крови было побольше… Сумерки там всякие… – Увидев выражение лица Агнессы, он резко прервался. – Э… На самом деле все зависит, откуда они родом. Насколько я помню, Убервальд – достаточно большой край. Но самый эффективный способ борьбы с вампиром – это отсечь ему голову и вбить в сердце кол.
– Это отлично работает и с людьми тоже, – заметила нянюшка.
– Э… В Сплюнце вампиры умирают, если положить им в рот монету, а потом отрезать голову…
– Ну надо же, все не как у людей… – буркнула нянюшка, доставая блокнот.
– Э… В Клаце они умирают, если вставить им в рот лимон…
– Вот это мне больше нравится.
– …После того, как отрубишь им голову. Насколько я помню, вампиру из Глица следует забить рот солью, вбить по морковке в оба уха и уже потом отрубить голову…
– Представляю, сколько они мучились, прежде чем поняли, что надо делать.
