Установлено, что все трое оставили свои части без каких-либо уважительных причин. Учитывая, что до совершения указанного проступка все трое добросовестно сражались с фашистскими оккупантами,
приказываю:
1. Лейтенанту М. Г. Дрель, зам. политрука Б. А. Ковалевскому и А. Ж. Гросманис объявить строгий выговор с предупреждением.
2. Предупредить указанных товарищей, что при совершении подобного проступка вторично они будут преданы суду Военного трибунала как трусы»
[83]
.
Не всех расстреливали. Для кого-то достаточно было «строгого выговора с предупреждением», чтобы прекратились самовольные отлучки на четверо суток «в то время, когда весь советский народ отдает свои силы на то, чтобы перебить фашистских оккупантов».
Смею предположить, что судьбу этих офицеров решил командарм. Генерал М. Г. Ефремов был редким командиром. Умел быть требовательным и даже, когда это было необходимо, жестоким. Но он не был жестоким человеком. Это проявилось и в бескровном штурме Баку во время Гражданской войны, и во время подавления восстания крестьян в Тамбовской губернии под предводительством Антонова. Не оставил он кровавого следа ни там, ни там. Напротив, очевидцы и его боевые товарищи свидетельствуют о том, что он ценил жизнь каждого солдата. За что и стяжал такую высокую и, я бы сказал, трогательную посмертную славу, которая с годами восходит и восходит. И в этом смысле Ефремов был среди генералитета «белой вороной». Многие генералы в штабных землянках имели при себе специальную палку, чтобы бить ею своих подчиненных, не выполнивших приказ. Ефремов такой палки не имел. Не пил с теми, кто такую палку имел. Пытался отстоять майора Ефимова, командира 151-й мотострелковой бригады, но не смог. А вот дезертиров расстреливал, точнее, подписывал приговоры. На войне всем – от рядового окопного солдата до генерала – была понятна простая истина: один побежал – у двоих дух отнял, а троих погубил. А если побежал пулеметчик, то, как минимум, он оставил без прикрытия отделение, а если это был станковый пулемет «Максим», то взвод. И как лихо побежал! Даже шинель бросил! А ведь 21 декабря, по данным оперативного отдела штарма, дневная температура воздуха была 12 градусов ниже нуля.
Усиленно работали в эти дни не только дивизионные трибуналы, но и особые отделы подразделений.
9 января в только что отбитой у немцев деревне Рябушки контрразведчики задержали подозрительного мальчика. Начали его допрашивать. И он тут же сознался, что, когда немцы в октябре захватили Наро-Фоминск, его эвакуировали в тыл, в деревню Митяево, что в нескольких километрах к северу от Боровска по дороге на Верею. Здесь его хорошо кормили и завербовали для работы на разведотдел одной из дивизий 4-й полевой армии вермахта. Он свободно ходил через линию фронта, примечал, где находятся советские орудия, где танки и минометы, где штабные землянки и прочее. «Погостевав» в расположении 33-й армии, он возвращался назад и тут же все выкладывал в немецком штабе. Последнее задание у девятилетнего Толи Ларюшина было следующее: выявить места расположения штабов в Рябушках, а затем в Боровске. Имел он и версию на случай задержания: проживает, мол, в Наро-Фоминске, а сейчас разыскивает своих родителей.
Именно после истории задержания Толи Ларюшина штаб Западного фронта разослал во все армии распоряжение, в котором были и такие слова: «Не пропускать никого через линию фронта, в том числе и детей»
[84]
.
В конце февраля 1942 года, когда Восточная группировка 33-й армии пыталась пробиться к Западной и восстановить коридор и коммуникации, произошел локальный бой у деревень Тихачево (Станки) и Лысково. Рота немецких лыжников выбила неожиданным ударом 7-ю стрелковую роту 1287-го стрелкового полка 110-й дивизии. Должного отпора со стороны 7-й роты не последовало, хотя рота, занимавшая здесь оборону, обладала большими силами и огневыми средствами. Проведено следствие. Выяснили, что первый взвод роты без боя оставил занимаемые позиции, открыл фланг и подставил под удар два других взвода. На месте боя были брошены 8 убитых бойцов и 2 пулемета. За допущенную в бою трусость, за невыполнение боевого приказа командир роты лейтенант Зайцев и командир взвода младший лейтенант Богданчиков преданы суду Военного трибунала. Командиры были расстреляны перед строем. В приказе по армии тогда говорилось:
«Изменники Родины Зайцев и Богданчиков, позорно бежавшие с поля боя, понесли заслуженную кару. Иного приговора для подобных трусов быть не может.
Разъяснить всему командному составу армии, что оставление без приказа любой позиции будет и впредь караться как самое тяжкое преступление перед Родиной.
Приказ объявить всему командному составу до командира взвода включительно»
[85]
.
Командир 329-й стрелковой дивизии полковник Корней Михайлович Андрусенко тоже попал под горячую руку генерала Жукова. Когда дивизия, войдя в коридор к Вязьме, вела бои непосредственно совместно с конниками генерала Белова, Жуков приказал «за бездеятельность при выходе дивизии из окружения» предать суду Военного трибунала. 6 апреля 1942 года суд приговорил полковника Андрусенко к расстрелу. Однако расстрел не состоялся. Военная коллегия Верховного суда СССР отменила этот приговор, как необоснованный, заменив его на 10 лет лишения свободы с отправкой в действующую армию. Вскоре он получил 115-ю стрелковую бригаду. В январе 1944 года за мужество и героизм, проявленные в боях с немецко-фашистскими захватчиками, полковник Андрусенко был награжден Золотой Звездой Героя Советского Союза. Войну полковник закончил в должности командира 55-й стрелковой дивизии. Генералом не стал, но грудь в орденах.
Война кровь любит. А еще в народе говорят: в поле две воли – чья сильнее? А где брать силу? Иногда – в жестокости. И к врагу, и к себе тоже. И все же думаю иногда: а что было бы, когда бы и тем лейтенантам и бойцам отменили расстрел, а заменили им их наказание хотя бы штрафными ротами. Может, и они смогли бы Родине послужить с оружием в руках. Но пуля пролетела, назад не воротится. А что было, то было, ничего уже не переиначишь…
Глава 10
Верейская операция
От Боровска – на Верею. Жуков торопит Ефремова. Трудный разговор: Соколовский – Ефремов. Первый вопрос без ответа: почему Жуков испытывал неприязнь к Ефремову? Бои на подступах к Верее. В самый разгар боев у Ефремова забирают артполки. Штурм Вереи. В 113-й дивизии осталась одна рота бойцов. Новый приказ Жукова: на Вязьму
В десятых числах января, в самую пору рождественских и крещенских морозов, когда температура колебалась между 25 и 35 градусами ниже нуля, 33-я армия вела наступление на Верею.
Жуков торопил 33-ю – срочно взять Верею. Но не так-то просто было выполнить этот приказ. Немцы отвели сюда основные силы, отбитые от Наро-Фоминска и Боровска. Сюда же стекались части от Можайска, Калуги. Город и фронт по флангам занимали части 252, 292, 258, 183 и 15-й пехотных дивизий противника. Здесь же занимала оборону и группа фон дер Шеваллери. Понятно, что это были уже порядком потрепанные дивизии. Но немцы свели их в основном в двухполковой состав, и полки были вполне боеспособными. То же самое произошло в полках, батальонах и ротах: полки стали двухбатальонными, а батальоны сводили в две роты, а роты в два взвода соответственно. Но атаковали их дивизии, которые имели в лучшем случае полковой состав.