И все же некая мысль терзала его. Он снова повернулся и посмотрел на туфли. Так и есть, положение некоторых из них ИЗМЕНИЛОСЬ…
У самой его головы разбилась бутылка. Дождем посыпались осколки стекла. Где-то высоко над ним Дорогуша произнесла слово, которое он никак не ожидал услышать из уст девушки.
Ринсвинд осторожно приподнял голову. В шляпу ударилась еще одна бутылка.
— Весельчаки развлекаются, — сквозь зубы процедила Дорогуша. — Всегда найдется какой-нибудь шутник…
— Эй, как насчет поцелуйчика, друг? — спросил какой-то юноша, вспрыгивая на край повозки и весело размахивая пивной банкой.
Ринсвинду пару раз довелось наблюдать за работой известных бойцов Плоского мира, и подобный удар сделал бы честь любому из них. Дорогуша прищурилась, и ее кулак, нарисовав в воздухе идеальный полукруг, смачно врезался в челюсть забияки. Ринсвинд проводил взглядом летящее тело — причем, когда оно скрылось из виду, верхняя точка дуги еще не была достигнута.
— Вот черт! — воскликнула Дорогуша, размахивая кулаком перед носом Ринсвинда. — Мои вечерние перчатки! Они стоили целое состояние!!! В клочья! И все из-за этой сволочи! — Мимо ее уха просвистела пивная банка. — Ты заметил, кто это бросил? Заметил? Эй, засранец, я тебя вижу! Ну держись, ща я те штаны через глотку вытащу!
Толпа одобрительно-насмешливо заревела. Ринсвинд заметил впереди шлемы стражников, пробивающихся к повозке.
— Э-э… — замычал он.
— Эй, это же он! Ринсо-разбойник! — прокричал кто-то, указывая на Ринсвинда.
— Я не разбойник! Это была всего-навсего овца!
«Интересно, кто произнес последнюю фразу?» — задумался Ринсвинд и вдруг понял, что это был он сам.
Бежать было некуда. Стражники смотрели прямо на него. А бежать и в самом деле было некуда. Улица битком забита народом и повозками. Чуть дальше, ближе к голове процессии, разгорается еще одна свара. И ни одного переулка поблизости, готового принять в свои объятия несчастного беглеца. А стражники пробиваются к нему через толпу, правда с большим трудом. А толпа вовсю оттягивается. И надо всем этим полощется на ветру гигантский плакат с изображением улыбающегося кенгуру, держащего в лапе банку пива.
Стало быть, настало время. Время для Знаменитой Последней Схватки.
— Ну уж нет! — воскликнул он вслух. — Знаменитая Последняя Схватка всегда может подождать!
Он повернулся к Петиции.
— Большое спасибо, что пытались помочь мне, — сказал он. — Первый раз встречаю настоящих дам. Приятно было познакомиться.
Дамы переглянулись.
— А нам-то было как приятно, — откликнулась Летиция. — Настоящие мужчины сейчас такая редкость — верно, девочки?
Ногой, обтянутой чулком-сеткой, Дорогуша пнула еще одного забияку, желавшего вскарабкаться на повозку. Удар каблуком-шпилькой моментально обеспечил эффект, для достижения которого, как правило, требуется пару недель пить чай с бромом.
— А то, мля, — кивнула Дорогуша.
Ринсвинд соскочил с повозки, приземлился на чье-то плечо и тут же совершил еще один прыжок, завершившийся посадкой у кого-то на голове. Получилось. Теперь главное — не останавливаться. Пару раз его чуть было не схватили, да раз-другой швырнулись вслед пивной банкой, но были и одобрительные крики навроде «Зыкински, парень!» и «Так держать!».
Наконец он завидел неподалеку переулок. Спрыгнув с последнего услужливо подставленного плеча, Ринсвинд переключил ножную передачу и на всех парах влетел в узкую щель меж домами, на противоположном конце которой его жда… ждал тупик. И несколько стражников, забредших сюда, чтобы в тишине выкурить самокрутку-другую.
Стражники наградили его теми особыми стражничьими взглядами, которые недвусмысленно сообщали: всякий человек, нарушивший покой их краткого перекура, непременно В ЧЕМ-ТО да виноват. Вдруг лицо сержанта просияло:
— Да это же он!
И в тот же самый момент со стороны улицы опять донеслись вопли, только на сей раз веселостью в них и не пахло. Судя по крикам, там, на улице, кому-то было очень больно. Да и все равно пути назад не было — выход из переулка закрывали плотно сомкнутые спины.
— Я все объясню, — начал Ринсвинд, краем уха прислушиваясь к нарастающему позади шуму. — Ну… почти все. Кое-что уж точно. К примеру, насчет овцы…
Что-то сверкающее пролетело над его головой и приземлилось на булыжники между ним и стражниками.
Предмет походил на стол в вечернем платье, и у него были сотни ножек.
На высоких каблуках.
Ринсвинд свернулся в комок и закрыл голову руками. Плотно прижимая ладони к ушам, он стал ждать, когда утихнет шум.
У самой кромки воды вспенился прилив, волны лизнули берег. Отхлынув, приливная волна обтекала расщепленное бревно.
Прячущиеся за бревном крабы и песочные блошки, выждав пару мгновений, покинули свое убежище и заторопились к берегу, стремясь успеть до следующей волны.
Дождевые струи яростно колотили по пляжу и, стекая в море, прорывали в песке миниатюрные песочные каньоны. По ним-то и карабкались крабы, этакие золотоискатели, спешащие забить себе участок на бескрайнем, девственном берегу.
Двигаясь вдоль просоленной, усеянной водорослями и ракушками полосы прибоя, крабики толкались и лезли друг через друга, ведь там, впереди, их ждал сладкий песок свободы, где всякий краб может ходить с гордо поднятым панцирем.
Быстро исследовав серую, насквозь промокшую и опутанную водорослями остроконечную шляпу, крабики поспешили дальше, к выглядевшей куда более перспективно груде одежды, полной многообещающих дыр и складок.
Один крабик — самый предприимчивый — попытался залезть Думмингу Тупсу в нос, но был бесцеремонно вычихнут.
Думминг открыл глаз. Осторожно повертел головой — вода в ушах громко забулькала.
История последних нескольких минут была крайне запутанной. К примеру, он помнил, как его несло по трубе из зеленой воды, — но может ли такое быть? Также в памяти отпечатались несколько моментов, когда воздух, море и сам Думминг очень тесно переплелись. Сейчас он чувствовал себя так, будто кто-то тщательно прошелся по его телу молотком, не пропустив ни единого клочка кожи.
— Пошел вон!
Думминг извлек из уха очередного краба. Только тут до него дошло, что очки куда-то потерялись. Наверное, катаются сейчас где-нибудь на дне морском, пугая омаров, подумал Думминг. Итак, подытожим ситуацию. Он жив, но лежит на каком-то неведомом, чужом берегу. И перспективы вырисовываются достаточно четко, невзирая на то что все остальное видится каким-то размытым…
— Все? Надеюсь, теперь-то я умер? — донесся откуда-то неподалеку голос декана.
— Ты ПОКА жив, — сообщил Думминг.
— Проклятье. А ты в этом уверен?
