Покачиваясь, Ринсвинд встал на ноги и, вцепившись руками в поля шляпы, принялся остервенело рвать ее с себя, стукаясь в процессе о стволы близрастущих деревьев. Наконец стянув шляпу, он в ужасе уставился на медведя — тот ответил ему очень милым и растерянным взглядом, — после чего отодрал звереныша от шляпы и зашвырнул в кусты. Кругом послышались глухие стуки — это другие медведи, дезориентированные столь необычным поворотом событий, дождем сыпались на землю.
Все это время попугайчики в ветках молчали — их мозговые клетки перерабатывали новую идею. Очнувшись, они разом зачирикали: «А хто это у нас т'кой симпатишный?» Мимо глаз Ринсвинда просвистел подпрыгивающий на ухабах падучий медведь.
Произведя крутой разворот на месте, Ринсвинд бросился к Снежку и приземлился ему прямо на спину — точнее, на то самое место, где у обычного коня была бы спина. Снежок, послушно снявшись с места, аритмично затрусил во мрак.
Ринсвинд посмотрел вниз, выругался и кинулся за ним вдогонку.
Вцепившись в гриву, он всем телом приник к Снежку, а тот мерил и мерил копытами землю, и внутри у него словно бы гудел моторчик, и так они… продвигались вперед, оставляя позади падающих и подскакивающих медведей, пока не оказались среди кустов столь низкорослых, что даже Ринсвинду они не доставали до пояса. Только после этого Ринсвинд сполз с лошадиной спины.
Не страна, а сущее бедствие!
Во мраке захлопали крылья. Внезапно ближайший куст оказался усеянным птичками.
— А хто это у нас т'кой симпатишный?
Ринсвинд замахал на них шляпой и прикрикнул — не сердито, а так, для разрядки. Не сработало. Попугайчики сочли, что с ними заигрывают.
— Ат-ва-ли! — кокетливо зачирикали они.
Наконец Ринсвинд сдался. Он еще пару раз топнул для острастки и завалился спать.
Проснулся он от звука, который могла бы производить распиливаемая напополам обезьяна. Это был ритмичный вопль, полный боли, отчаяния и одиночества, вопль, от которого у остального мира стынет в жилах кровь.
Ринсвинд осторожно высунулся из-за куста.
Свежий ветерок вращал вертушку ветряной мельницы. Порывы ветра яростно трепали хвостовой плавник, отчего мельница обращалась то в одну сторону, то в другую.
Пейзаж весь был усеян такими мельницами. «Что ж, если вся вода тут ушла под землю, это неплохое решение проблем», — подумал Ринсвинд.
У подножия ближайшей мельницы толпилось стадо овец. Ринсвинд двинулся к ним. Овцы не пятились, просто внимательно следили за его приближением. И он понял почему. Корыто под насосом было пусто. Лопасти мельницы вращались, производя при этом тот самый душераздирающий скрип, от которого Ринсвинд проснулся, но из трубы вода не поступала.
Изнывающие от жажды овцы с надеждой таращились на него.
— Послушайте… Не стоит так на меня смотреть, — пробормотал он. — Я волшебник, а волшебники не обязаны разбираться в механизмах.
«В механизмах — нет, но в магии обязаны», — осуждающе произнес кто-то у него в голове.
— Ладно, взгляну, может, там что разболталось. Или разболталось что-то. Одно из двух, — уступил он.
Подталкиваемый слегка осуждающими взглядами шерстяной аудитории, Ринсвинд вскарабкался на скрипучее сооружение и придал себе деловой вид. Неполадок он не обнаружил, разве что пронзительный скрип стал еще более пронзительным.
— Ума не приложу, что…
Вдруг нечто внутри сооружения в конце концов не выдержало пытки и хрустнуло. Вздрогнув, ветряная мельница принялась яростно вращаться, таская за собой сломанный железный штырь и колотя им по основанию.
Ринсвинд полусвалился, полусполз с мельницы.
— Похоже, техническая неисправность, — заключил он. В песок у его ног вонзился внушительный чугунный шмат. — В таких случаях рекомендуется вызывать специалиста. И лучше мне не вмешиваться, а то еще откажутся осуществлять гарантию…
Над головой отчаянно заскрипело и загрохотало. Он стремительно нырнул вперед в поисках укрытия, которым стала весьма удивленная этим фактом овца. Когда грохот слегка стих, Ринсвинд высунул голову. В сторону горизонта через кустарник катилось мельничное колесо. Что же касается остальных пригодных к использованию частей, если они когда-то в мельнице и были, теперь от них не осталось ровным счетом ничего.
Желая утереть пот со лба, Ринсвинд снял шляпу, но его опередили. Влажной наждачной бумагой по лбу Ринсвинда прошелся розовый язык.
— Ай! Глянь-ка, а вас и вправду прижало! — Он натянул шляпу обратно, для верности — по самые уши. — Сказать по правде, мне и самому бы не помешало промочить горло…
Отпихнув по пути пару-тройку овец, он отыскал кусок бывшей мельницы и, преодолевая напор молчаливых тел, продрался к площадке несколько ниже уровнем окружающего кустарника. Деревья тут выглядели несколько свежее остальных.
— Ай! Глянь-ка! — заверещали птицы.
Вряд ли вода ушла глубже двух-трех футов, думал Ринсвинд, загребая красную почву и отбрасывая ее в сторону. Поразительно все-таки: с неба не упадет и капли, а под землей море разливанное. Наверное, весь этот континент буквально плавает в воде.
На глубине трех футов почва была лишь чуть сыроватой. Вздохнув, он продолжил копать.
Яма доходила ему почти до груди, когда пальцами ног он почувствовал влагу. Ринсвинд продолжал выкидывать из ямы сырую землю, а овцы дрались за нее. Лужица, образовавшаяся было у его ног, вдруг снова впиталась в почву.
— Эй, ты куда?!
— Ты ку-куда! — повторили птицы.
— Заткнитесь!
— Зат-нись! А хто у нас т'кой симпатишный?
В попытках догнать убегающую воду он принялся с бешеной скоростью орудовать своей импровизированной лопатой. Через некоторое время вода опять проступила на поверхности. Отшвыривая влажную землю, он рыл, рыл и рыл, пока не оказался в воде по колено, после чего зачерпнул полную шляпу грязной жижи, подтянувшись, вылез наружу и, шлепая мокрыми ногами, ринулся к лохани, куда и вывернул содержимое шляпы.
Овцы сгрудились вокруг лохани. Каждая молча боролась за право лизнуть влажную пленку.
Прежде чем вода опять ушла, Ринсвинд успел принести к лохани еще две полные шляпы.
Отодрав от поверженной ветряной мельницы небольшую лесенку, он сунул ее в яму, спрыгнул за ней следом и с новыми силами принялся копать. Во все стороны фонтаном полетели мокрые комья, и на каждый выбрасываемый им шмат влажной земли слетались тучи мух и стайки птичек.
Всего он натаскал в лохань шляп двенадцать, прежде чем яма стала слишком велика для лесенки. Тем временем на водопой подтянулись еще овцы, и лохани уже не было видно из-за шерстяной массы. А разносящийся над окрестностями звук был такой, словно какой-то великан сосал через соломинку самый большой молочный коктейль в мире.
