— Если другие гномы узнают об этом, у всех нас будут большие проблемы, — предупредил Моркоу. — О боги, я почти видел его колени! ЕЕ колени.
— У всех есть колени.
— Возможно, но, демонстрируя направо-налево коленки, ты нарываешься на неприятности. Ну, то есть я-то ПРИВЫК к коленям. Могу смотреть на них и думать: «О да, колени, такой шарнир у ног», но некоторые из парней…
Ангва принюхалась.
— Здесь он повернул налево. Итак, некоторые из парней ЧТО?
— Ну… даже не могу предугадать, как они себя поведут. Не надо было тебе лезть в это дело. Да, среди гномов тоже есть женщины, но… понимаешь ли, они достаточно скромны, чтобы не показывать это.
Он услышал, как Ангва фыркнула.
— Знаешь, Моркоу, — проговорила она чуть погодя, и голос ее звучал так, как будто она находилась где-то далеко-далеко, — я всегда восхищалась тобой. Тем, как ты относишься к жителям Анк-Морпорка.
— Да?
— Ты совершенно не обращал внимания на вид и форму. Это производит впечатление.
— Да?
— Ты искренне переживал за всех и каждого.
— Да?
— И тебе известно, что я испытываю к тебе некую привязанность.
— Да?
— Но иногда…
— Да?
— Я очень, очень, ОЧЕНЬ удивляюсь почему.
Вокруг особняка леди Силачии стояло множество карет, они чуть ли друг на друга не залезали. Капрал Шноббс с трудом пробрался между экипажами. Постучался в дверь.
Открыл какой-то слуга.
— Вход для прислуги вон там, — сообщил он и захлопнул дверь.
Однако нога Шнобби вовремя всунулась в стремительно уменьшающуюся щель.
— Прочти-ка лучше вот это, — сказал он, протягивая слуге две бумажки.
На первой было написано:
«Я, выслушав доказательства многочисленных экспертов, включая госпожу Родимчик, повитуху, сим подтверждаю, что есть высокая доля вероятности, что предъявитель сего документа, С.В.Сн. Джон Шноббс, является человеческим существом.
Подпись: лорд Витинари».
Вторая бумажка была письмом от Дракона, Короля Гербов.
Глаза слуги округлились.
— О, примите мои самые глубокие извинения, ваше лордство, — заюлил он.
И уставился на капрала Шноббса. Шнобби был чисто выбрит — по меньшей мере, когда он в последний раз брился, то брился чисто, однако на его лице располагалось столько топографических деталей, что сейчас оно больше походило на плохой пример подсечного земледелия.
— О боги, — пробормотал слуга и попытался взять себя в руки. — Но… но… требуется пригласительный…
Шнобби извлек пачку пригласительных карточек.
— В ближайшее время я буду несколько занят, положение обвязывает и всякое такое, — сказал он, — но, если хочешь, потом мы сможем перекинуться в партию-другую «дуркера».
Слуга внимательно осмотрел его с головы до ног. До него уже дошли слухи — а до кого они не дошли? — что в Страже работает законный наследник трона Анк-Морпорка. Однако ничего особенного он не увидел. Впрочем, отметил слуга про себя, если бы надо было засекретить наследника трона, то лучшей маскировки, чем лицо С.В.Сн.Дж. Шноббса, придумать было невозможно.
А с другой стороны… слуга немножко увлекался историей и потому знал: за долгое время монархии трон занимали самые разные личности — и горбатые, и одноглазые, и калеки, и ужасные, как демоны. Исходя из этого, Шнобби был так же достоин трона, как и они. Да, горба на спине у него не наблюдалось, зато наблюдалось нечто похожее спереди да еще по бокам. «Но, как говорится, не в красоте счастье, — подумал слуга. — А уж счастье народа — тем более».
— Вы никогда раньше не бывали на подобных приемах, ваше лордство? — спросил он.
— Со мной такое впервые, — признался Шнобби.
— Ничего страшного, — слабым голосом откликнулся слуга. — Вот увидите, кровь себя проявит.
«Надо уходить, — думала Ангва, шагая сквозь туман. — Нельзя вечно жить сегодняшним днем, стараясь не думать о дне завтрашнем.
Не то чтобы его не за что любить. Более заботливого человека надо еще поискать.
Но в том-то и проблема. Ему есть дело до всех и вся. Невзирая на вид, невзирая на рост. Он все обо всех знает, потому что его интересует все, и забота его всегда общая и никогда — личная. Личное — это что-то личное, думает он, а стало быть, не важное.
О, если бы у него были хоть какие-то низменные человеческие страсти, тот же самый эгоизм.
Но то, что я вервольф, смущает его и беспокоит, это видно, хотя он вряд ли отдает себе в этом отчет. Ему не все равно, что говорят за моей спиной, а что делать, как справиться с ситуацией, он не знает.
Взять, к примеру, тех недавних шутников-гномов. „А почему у нее такие большие зубки?“ — спросил один. А другой и отвечает: „Это чтобы лучше тебя съесть!“ Я заметила, как изменилось лицо Моркоу. Я-то что, я привыкла и уже не обращаю внимания… ну, по крайней мере в большинстве случаев… а он реагирует слишком болезненно. Хоть бы дал кому-нибудь в зубы. Проблему это не решило бы, но стало бы чуточку легче.
А дальше… дальше будет еще хуже. Рано или поздно меня поймают в чьем-нибудь курятнике — это в лучшем случае. И тогда все мы будем по уши в неприятной штуке. Но это цветочки, а вот если меня поймают в чьем-нибудь доме…»
Она попробовала не думать об этом, однако ничего не вышло. Оборотня можно только контролировать, но приручить нельзя.
«Это все город. Слишком много людей, слишком много запахов…
Может, было бы лучше, если бы мы жили где-нибудь еще, но если я заявлю: „Или я, или город“, он ни секунды не задумается, перед тем как сделать выбор.
Рано или поздно мне придется вернуться домой. Так будет лучше для него».
Ваймс шагал сквозь сырую ночь. И был слишком сердит, чтобы мыслить логично.
Он зашел в тупик: шел к своей цели очень, очень долго — и оказался в тупике. У него на руках целая телега фактов, и он все делал правильно, руководствуясь логикой, но кто-то где-то сейчас хихикает над полным дураком Сэмюелем Ваймсом.
Теперь, наверное, даже Моркоу считает его дураком. Каждое Ваймсово гениальное озарение оборачивалось абсолютной глупостью. Он, Сэмюель Ваймс, настоящий СТРАЖНИК, бегал туда-сюда, кричал, предпринимал соответствующие меры — и что? И ничего. Никаких результатов. Они разве что повысили общий уровень собственного невежества.
Образ старой госпожи Ветерок призраком встал перед его глазами. Ваймс помнил ее очень смутно. Он был тогда сопливым мальчишкой, одним из толпы таких же сопливых мальчишек, а она была еще одним обеспокоенным лицом, маячившим где-то над передником. Типичная жительница Заводильной улицы. Госпожа Ветерок едва-едва сводила концы с концами благодаря своему шитью, всегда выглядела опрятно и, как и все обитатели улицы, шла по жизни, никого ни о чем не прося и никогда ничего не получая.
