Дышать становилось все труднее. Приближающаяся буря толкала перед собой волну горячего воздуха, превращая равнину в один большой гриль.
Земля у него под ногами вдруг хрустнула и немножко провалилась.
Из-за края овражка высунулись лица дезертиров.
Что-то опять треснуло, и земля осела еще на пару дюймов. Ринсвинд даже вдохнуть боялся: воздух – это ведь тоже какой-то вес, который может оказаться критическим. Было совершенно ясно, что малейшая попытка шевельнуться например, прыгнуть – лишь усугубит положение…
Очень осторожно он посмотрел себе под ноги.
Мертвый мох чуть задрался. Ринсвинд стоял на погребенном в земле бревне, однако пузырящаяся грязь наводила на мысль, что под деревом пустота.
В любую секунду оно не выдержит, и тогда…
Ринсвинд бросился вперед. Грунт под его ногами провалился. Теперь Ринсвинд уже не стоял на медленно ломающемся куске древесины, висел, цепляясь за нечто вроде еще одного полузакопанного бревна – судя по ощущениям, так же изъеденного гнилью, как и первое.
Бревно номер два, видимо из некой древесной солидарности, тоже начало оседать.
Но потом резко остановилось.
Края оврага пришли в движение, и лица солдат быстро исчезли. На Ринсвинда глинисто-каменным дождем посыпались сухая земля. Мелкие камешки стучали по его башмакам и падали куда-то дальше.
Как крупный специалист по таким вещам он мог с уверенностью утверждать, что висит над бездной. Бездна – без дна… Дно, конечно, где-то есть, вот только от этого не легче.
Бревно вновь пришло в движение.
Ринсвинду предоставлялись две альтернативы. Можно было разжать руки и полететь в темную бездну неопределенности, а можно было повисеть еще чуть-чуть, пока бревно не сломается, и лишь после этого полететь в темную бездну неопределенности.
Но вдруг, к своему восторгу, он увидел третью альтернативу. Кончик его башмака за что-то цеплялся – то ли за корень, то ли за выступающий камень. Не важно, за что именно. Главное, этот предмет принял на себя часть его веса. Ринсвинд обрел подобие шаткого равновесия, он еще не спасся, но уже не падал. Разумеется, это лишь временная мера, но Ринсвинд всегда считал, что жизнь это ряд последовательных временных мер.
По оврагу порхала бледно-желтая бабочка с интересным узором на крылышках. Напорхавшись, она приземлилась на единственное цветное пятно, которое, по случаю, оказалось шляпой Ринсвинда.
Бревно еще немножко осело.
– Пошла вон! – цыкнул Ринсвинд, стараясь вкладывать в слова поменьше веса. – Лети отсюда!
Бабочка расправила крылья и принялась греться на солнышке.
Ринсвинд изогнул губы и попытался дунуть мимо своих ноздрей.
Напуганное насекомое вспорхнуло в воздух…
– Ха! – сказал Ринсвинд.
…И, реагируя на опасность согласно своим инстинктам, шевельнуло крыльями сначала так… А потом так…
Кусты пошли рябью. Заполонившие горизонт облачные башни сложились в необычные узоры.
Сформировалось еще одно облачко, размерами с разгневанный воздушный шарик серого цвета. Закапал дождик. Не вообще закапал, а конкретно. Он капал только над тем квадратным футом, который содержал в себе Ринсвинда. А конкретно – на его шляпу.
Крошечная молния ужалила Ринсвинда в нос.
– Ага! Итак, что мы тут имеем? – Три Розовые Свиньи, чье лицо вновь показалось над изогнутой кромкой овражка, чуть-чуть посомневался, а затем продолжил, несколько более задумчиво: – А имеем мы… голову в дыре… и небольшое грозовое облачко.
Потом на Три Розовые Свиньи снизошла мысль, что облачко не облачко, а ничто не мешает ему лишить застрявшего в овражке человека какой-нибудь части тела. Единственной доступной на данный момент частью была голова. Ну что ж, голова тоже сойдет…
Однако к этому моменту шляпа Ринсвинда настолько пропиталась влагой, что древнее бревно не выдержало дополнительной тяжести и хрустнуло, отправляя Ринсвинда в темную бездну неопределенности.
Темнота была хоть глаз коли.
Некоторое время земля тряслась, после чего образовалась эта самая темнота. Ринсвинд предположил (или, по крайней мере, так предположила та малая его часть, которая сейчас не всхлипывала от страха), что стены овражка, должно быть, осыпались, закрыв дыру наверху. Это называется… пещера. Да, точно, пещера. И это очень важно. Он в какой-то пещере. Осторожно – чтобы, не ровен час, чего не нащупать – он протянул руку и что-то нащупал.
Ровный край. Ведет еще к трем ровным краям. Все они расположены под прямым углом. И все вместе называется… плита.
Тьма по-прежнему смыкалась вокруг душной бархатной пеленой.
Плита означает, что отсюда есть и другой выход, поприличнее того, через который попал сюда Ринсвинд. Выход… Бежать… Даже сейчас, наверное, стражники гонятся за ним.
А Сундук, не исключено, гонится за ними. Хотя последнее время он ведет себя довольно странно. Ничего, и без него обойдемся. Наверное.
Ринсвинд похлопал себя по карманам и забормотал мантру, которую, желая найти спички, произносят даже не-волшебники; то есть как заведенный принялся бубнить себе под нос: «Спички, спички, спички…»
Нащупав наконец одну спичку, он чиркнул ею по ногтю.
– Ай!
Дымное желтое пламя озарило лишь ладонь Ринсвинда и часть рукава.
Он успел сделать несколько шагов, но потом пламя обожгло пальцы и угасло, оставив у него перед глазами синий отблеск.
Шума быстро приближающейся погони еще слышно не было. Не было слышно вообще ничего. Теоретически тишина должна была нарушаться капанием воды, но, видимо, подобные спецэффекты в смету не входили.
Ринсвинд попробовал зажечь еще одну спичку. На этот раз он поднял руку как можно выше и вгляделся вперед.
Ему широко улыбался воин семи футов ростом.
Коэн опять посмотрел на горизонт.
– Через минуту польет как из ведра, – заметил он. – Взгляните на небо!
Облачная масса поблескивала фиолетовым и алым, время от времени в глубине ее вспыхивали молнии.
– Проф?
– Да?
– Ты все знаешь. Почему у этого облака такой вид?
Профессор Спасли поглядел туда, куда указывал Коэн. Низко над горизонтом висело желтоватое облако. Тоненькое такое, длинное облачко, точно солнце пыталось пробиться сквозь облачную массу.
– А может, это другая сторона? – подал голос Малыш Вилли.
– Другая сторона чего?
– Ну, как у медали, у облака ведь тоже должна быть другая сторона.
– Больше смахивает на ребро.
– Ну, все равно, медаль со всех сторон хороша.
