Н и к о л к а. Солью, солью посыплем... ничего.
С т у д з и н с к и й. Этот ваш гетман!..
А л е к с е й. Одну минуту, господа!.. Что же, в самом деле? В насмешку мы ему дались, что ли? Если бы ваш гетман, вместо того чтобы ломать эту чертову комедию с украинизацией, начал бы формирование офицерских корпусов, ведь Петлюры бы духу не пахло в Малороссии. Но этого мало: мы бы большевиков в Москве прихлопнули как мух. И самый момент! Там, говорят, кошек жрут. Он бы, мерзавец, Россию спас!
Ш е р в и н с к и й. Немцы бы не позволили формировать армию, они ее боятся.
А л е к с е й. Неправда-с. Немцам нужно было объяснить, что мы им не опасны. Конечно! Войну мы проиграли! У нас теперь другое, более страшное, чем война, чем немцы, чем вообще все на свете: у нас большевики. Немцам нужно было сказать: «Вам что? Нужен хлеб, сахар? Нате, берите, лопайте, подавитесь, но только помогите нам, чтобы наши мужички не заболели московской болезнью». А теперь поздно, теперь наше офицерство превратилось в завсегдатаев кафе. Кафейная армия! Пойди его забери. Так он тебе и пойдет воевать. У него, у мерзавца, валюта в кармане. Он в кофейне сидит на Крещатике, а вместе с ним вся эта гвардейская штабная орава. Нуте-с, великолепно! Дали полковнику Турбину дивизион: лети, спеши, формируй, ступай, Петлюра идет!.. Отлично-с! А вот глянул я вчера на них, и, даю вам слово чести, в первый раз дрогнуло мое сердце.
М ы ш л а е в с к и й. Алеша, командирчик ты мой! Артиллерийское у тебя сердце! Пью здоровье!
А л е к с е й. Дрогнуло, потому что на сто юнкеров – сто двадцать студентов, и держат они винтовку, как лопату. И вот вчера на плацу... Снег идет, туман вдали... Померещился мне, знаете ли, гроб...
Е л е н а. Алеша, зачем ты говоришь такие мрачные вещи? Не смей!
Н и к о л к а. Не извольте расстраиваться, господин командир, мы не выдадим.
А л е к с е й. Вот, господа, сижу я сейчас среди вас, и все у меня одна неотвязная мысль. Ах! Если бы мы все это могли предвидеть раньше! Вы знаете, что такое этот ваш Петлюра? Это миф, это черный туман. Его и вовсе нет. Вы гляньте в окно, посмотрите, что там. Там метель, какие-то тени... В России, господа, две силы: большевики и мы. Мы еще встретимся. Вижу я более грозные времена. Вижу я... Ну, ладно! Мы не удержим Петлюру. Но ведь он ненадолго придет. А вот за ним придут большевики. Вот из-за этого я и иду! На рожон, но пойду! Потому что, когда мы встретимся с ними, дело пойдет веселее. Или мы их закопаем, или, вернее, они нас. Пью за встречу, господа!
Л а р и о с и к (за роялем, поет).
Жажда встречи,
Клятвы, речи —
Все на свете
Трын-трава...
Н и к о л к а. Здорово, Ларион! (Поет.)
Жажда встречи,
Клятвы, речи...
Все сумбурно поют. Лариосик внезапно зарыдал.
Е л е н а. Лариосик, что с вами?
Н и к о л к а. Ларион!
М ы ш л а е в с к и й. Что ты, Ларион, кто тебя обидел?
Л а р и о с и к (пьян). Я испугался.
М ы ш л а е в с к и й. Кого? Большевиков? Ну, мы им сейчас покажем! (Берет маузер.)
Е л е н а. Виктор, что ты делаешь?!
М ы ш л а е в с к и й. Комиссаров буду стрелять. Кто из вас комиссар?
Ш е р в и н с к и й. Маузер заряжен, господа!!
С т у д з и н с к и й. Капитан, сядь сию минуту!
Е л е н а. Господа, отнимите у него!
Отнимает маузер. Лариосик уходит.
А л е к с е й. Что ты, с ума сошел? Сядь сию минуту! Это я виноват, господа.
М ы ш л а е в с к и й. Стало быть, я в компанию большевиков попал. Очень приятно. Здравствуйте, товарищи! Выпьем за здоровье комиссаров. Они симпатичные!
Е л е н а. Виктор, не пей больше!
М ы ш л а е в с к и й. Молчи, комиссарша!
Ш е р в и н с к и й. Боже, как нализался!
А л е к с е й. Господа, это я виноват. Не слушайте того, что я сказал. Просто у меня расстроены нервы.
С т у д з и н с к и й. О нет, господин полковник. Поверьте, что мы понимаем и что мы разделяем все, что вы сказали. Империю Российскую мы будем защищать всегда!
Н и к о л к а. Да здравствует Россия!
Ш е р в и н с к и й. Позвольте слово! Вы меня не поняли! Гетман так и сделает, как вы предлагаете. Вот когда нам удастся отбиться от Петлюры и союзники помогут нам разбить большевиков, вот тогда гетман положит Украину к стопам его императорского величества государя императора Николая Александровича...
М ы ш л а е в с к и й. Какого Александровича? А говорит, я нализался.
Н и к о л к а. Император убит...
Ш е р в и н с к и й. Господа! Известие о смерти его императорского величества...
М ы ш л а е в с к и й. Несколько преувеличено.
С т у д з и н с к и й. Виктор, ты офицер!
Е л е н а. Дайте же сказать ему, господа!
Ш е р в и н с к и й. ...вымышлено большевиками. Вы знаете, что произошло во дворце императора Вильгельма, когда ему представлялась свита гетмана? Император Вильгельм сказал: «А о дальнейшем с вами будет говорить...» – портьера раздвинулась, и вышел наш государь.
Входит Л а р и о с и к.
Он сказал: «Господа офицеры, поезжайте на Украину и формируйте ваши части. Когда же настанет время, я лично вас поведу в сердце России, в Москву!» И прослезился.
С т у д з и н с к и й. Убит он! Е л е н а. Шервинский! Это правда?
Ш е р в и н с к и й. Елена Васильевна!
А л е к с е й. Поручик, это легенда! Я уже слышал эту историю.
Н и к о л к а. Все равно. Пусть император мертв, да здравствует император! Ура!.. Гимн! Шервинский! Гимн! (Поет.) Боже, царя храни!..
Ш е р в и н с к и й, С т у д з и н с к и й, М ы ш л е в с к и й. Боже, царя храни!
Л а р и о с и к (поет). Сильный, державный...
Н и к о л к а, С т у д з и н с к и й, Ш е р в и н с к и й. Царствуй на славу...
Е л е н а, А л е к с е й. Господа, что вы! Не нужно этого!
М ы ш л а е в с к и й (плачет). Алеша, разве это народ! Ведь это бандиты. Профессиональный союз цареубийц. Петр Третий... Ну что он им сделал? Что? Орут: «Войны не надо!» Отлично... Он же прекратил войну. И кто? Собственный дворянин царя по морде бутылкой!.. Павла Петровича князь портсигаром по уху... А этот... забыл, как его... с бакенбардами, симпатичный, дай, думает, мужикам приятное сделаю, освобожу их, чертей полосатых. Так его бомбой за это? Пороть их надо, негодяев, Алеша! Ох, мне что-то плохо, братцы...
Е л е н а. Ему плохо!
Н и к о л к а. Капитану плохо!
