Как вдруг услышал чье-то пение.
Орангутан вынул ручку из пальцев ступни и прислушался.
Человек решил бы, что не верит своим ушам. Орангутаны более разумны. Если вы не верите собственным ушам, то чьим тогда ушам вы поверите?
Под землей кто-то пел. Вернее, пытался петь.
Хтонические голоса выводили нечто следующее:
– Отолоз, отолоз. Отолоз. Отолоз, отолоз…
– Послушай, ты… тролль! Эта самая простая песня в мире. А теперь вместе: «Золото, Золото, Золото, Золото».
– Золото, Золото, Золото, Золото…
– Да нет, это уже второй куплет!
Кроме того, слышались ритмичные звуки, будто кто-то копал землю и отбрасывал камни.
Библиотекарь немного поразмыслил над услышанным. Итак… гном и тролль. Он относился к обоим видам с куда большим уважением, чем к человеку. Во-первых, заядлыми читателями ни гномы, ни тролли не были. Библиотекарь с благосклонностью относился к чтению в целом, но читатели действовали ему на нервы. Было нечто кощунственное в том, как они брали книги с полок и изнашивали слова своим чтением. Ему нравились люди, которые любили и уважали книги, а самое лучшее проявление этих чувств, по мнению библиотекаря, – это оставить книги на полках, где им и предназначено находиться самой природой.
Приглушенные голоса звучали ближе.
– Золото, Золото, Золото…
– А теперь ты поешь припев!
С другой стороны, есть же и нормальный вход в библиотеку.
Он проковылял к стеллажам и снял с полки основополагающий труд Горботюльпа «Уништожение Насекомьих». Целых две тысячи страниц.
* * *
Ваймс шел по Лепешечной улице и чувствовал себя веселым и беспечным. Издалека до него доносились отчаянные вопли внутреннего Ваймса, но он предпочитал не обращать на них внимания.
Быть настоящим анк-морпоркским стражником и при этом оставаться в здравом уме – невозможно. Ты не мог оставаться безразличным к происходящему. А проявить в Анк-Морпорке хоть какую-нибудь заботу о ближнем – это примерно то же самое, что открыть банку с мясом посреди стаи пираний.
Каждый поступал по-своему. Колон просто старался не думать, Шнобби наплевал на все, новички еще слишком мало прослужили, поэтому пока ничего не поняли, а Моркоу… Моркоу был самим собой.
Каждый день в этом городе умирают сотни людей, чаще – в результате самоубийства. Так какая разница – несколькими больше, несколькими меньше?
Рядом с особняком госпожи Овнец стояли несколько карет, а сам дом, казалось, был оккупирован родственницами различных категорий и Взаимозаменяемыми Эммами, которые что-то пекли и что-то начищали. Ваймс проскользнул мимо них более или менее незамеченным.
Госпожу Овнец он нашел в драконьем сарае. Она была в своих обычных резиновых сапогах и противодраконьих доспехах. Сибилла убирала навоз и, вероятно, пребывала в счастливом неведении относительно царящей в особняке суматохи.
Услышав скрип двери, она подняла голову.
– А, это ты. Ты рано сегодня, – сказала госпожа Овнец. – Мне до чертиков надоела суета, и я решила спрятаться здесь. Но скоро придется вернуться, переодеться и…
Увидев его лицо, она резко прервалась.
– Что-нибудь случилось?
– Я пришел насовсем.
– Правда? На прошлой неделе ты сказал, что дослужишь до самого конца. Тебе это будет даже приятно.
«От старушки Сибиллы ничего не утаишь», – подумал Ваймс.
Она похлопала его по руке.
– Я рада, что все закончилось, – сказала она.
Капрал Шноббс ворвался в штаб-квартиру и захлопнул за собой дверь.
– Что? – спросил Моркоу.
– Все очень плохо, – сказал Шнобби. – Говорят, тролли планируют маршем пройти к дворцу и освободить Углеморда. По городу бродят толпы гномов и троллей, приключений ищут. И попрошайки. Леттиция пользовалась известностью. Кроме того, на улицах полно народа из других Гильдий. Город сейчас, – добавил он многозначительно, – очень похож на бочку с порошком № 1.
– Как вы относитесь к идее ночевки на открытой местности? – вдруг спросил Колон.
– А почему ты об этом спрашиваешь?
– Если сегодня ночью кто-нибудь поднесет к чему-нибудь спичку, то прощай, Анк, – буркнул сержант. – В таких случаях обычно мы закрываем городские шлюзы. Но в реке сейчас всего несколько футов воды.
– Чтобы потушить пожары, вы затопляли город? – удивилась Ангва.
– Ага.
– Есть еще кое-что, – продолжил Шнобби. – Люди бросались в меня разной гадостью!
Моркоу наконец оторвался от разглядывания стены, достал из кармана потрепанную черную книжечку и принялся перелистывать страницы.
– Слушайте, – спросил он несколько отстраненным голосом, – а не было ли особо злостного нарушения закона и порядка?
– Было. И продолжается вот уже лет четыреста, – тут же ответил Колон. – Сам Анк-Морпорк – это особо злостное нарушение всех законов и порядков.
– Я имею в виду более злостного, чем обычно. Это очень важно. – Моркоу перевернул страницу и зашевелил губами.
– А бросаться всякими отбросами? По-моему, более злостно нарушить закон нельзя, – встрял Шнобби.
Моркоу оглядел задумчивые лица напарников.
– Вряд ли нам удастся прилепить сюда такой ярлык, – с сомнением промолвил Колон.
– Ко мне-то все прекрасненько прилипло, – возразил Шнобби. – И даже за воротник затекло.
– А почему они в тебя бросались? – спросила Ангва.
– Потому что я – стражник, – объяснил Шнобби. – Гномы невзлюбили Стражу из-за убийства господина Крюкомолота, тролли ненавидят Стражу из-за ареста Углеморда, а обычные люди озлоблены на Стражу, потому что вокруг полно неуправляемых гномов и троллей.
Кто-то яростно замолотил в дверь.
– А вот и разъяренная толпа, – сказал Шнобби.
Моркоу открыл дверь.
– Это совсем не разъяренная толпа, – сообщил он.
– У-ук.
– Это орангутан и гном без сознания. А с ними – тролль. Кстати, орангутан очень сердит, если тебе, Шнобби, от этого легче.
Вилликинс, дворецкий госпожи Овнец, приготовил горячую ванну. Ха! Завтра он будет его, капитана Ваймса, дворецким, и эта ванна тоже будет его.
Ванна совсем не походила на те старые сидячие корыта, в которых плескаешься рядом с камином, чтобы вода не остыла. В особняке госпожи Овнец дождевая вода собиралась с крыши и, после того как из нее отфильтровывались голуби, направлялась к древнему гейзеру, заменяющему нагревательную систему. Потом по стучащим и стонущим свинцовым трубам она достигала пары могучих бронзовых кранов, из которых и выливалась в эмалированную ванну. На огромном пушистом полотенце были разложены здоровенные жесткие щетки, мыло трех сортов и губка.
