— Ну.
— Я не знаю, — почти не соврал я.
Вскоре, расплатившись с учетом инфляции и бережно попрощавшись с положительным Виктором Петровичем, я навсегда покинул «Мерседес» восьмидесятых годов сборки. Некоторое еще время я думал о самом Викторе Петровиче (год сборки его головы могу только предположить, но, кажется, начало пятидесятых). Потом мои мысли перескочили на Путина. И правда же: и не пьет, и по-немецки говорит, как тот Чуковский Крокодил Крокодилович… И ведь чего-то, наверное, хочет…
Ну да ладно; у нас есть еще минимум четыре года. Может, расскажет.
По просьбе публики
Афиша в Нижнем Новгороде, обнаруженная мною через несколько дней после избрания Владимира Владимировича на второй срок, гласила: «Камера пыток продлена по просьбе публики».
Как я был телезвездой
Эпизоды.
— Перестаньте улыбаться, держите себя в руках!
Гример Наташа
Как живут Шендеровичи
«Звездой» меня сделала Генпрокуратура — в июне 95-го, уголовным преследованием программы «Куклы».
Все это было очень приятно и занимательно, но имело, разумеется, и оборотную сторону: мое имя стало появляться в прессе в самых неожиданных контекстах.
Поначалу я обижался и даже звонил в редакции, а потом плюнул — и виртуальный «Шендерович», окончательно отделившись от меня, зажил своей собственной жизнью.
Он эмигрировал в Америку и разводился с женой, оформлял ПМЖ в Германии и владел престижным московским клубом, говорил какие-то немыслимые пошлости в интервью, которых я вообще не давал, а однажды был госпитализирован с сердечным приступом.
Добрые люди сообщили об этом по телефону моей маме — по счастью, как раз в тот момент, когда у мамы был я сам.
Впрочем, случались и вещи приятные. Так, однажды из «Московского комсомольца» я узнал, что зарабатываю тридцать пять тысяч долларов в месяц. При первом удобном случае я, разумеется, позвонил олигарху Гусинскому и попросил привести платежную ведомость в соответствие с информацией в прессе.
Олигарх весело послал меня на некоторые буквы родного алфавита.
Наконец, в одно прекрасное утро, заглянув в интернет, я обнаружил висящий на пол-экрана анонс: «Шендерович обвиняется в убийстве испанки». Покрывшись холодным потом, я щелкнул «мышью». Через несколько секунд выяснилось, что речь идет об испанском хирурге Херардо Шендеровиче, у которого на столе во время операции умерла пациентка.
Ну, слава богу… То есть… ну, вы поняли.
Репутация
Дело было в Петербурге, в гостинице «Октябрьская». Некоторое количество газет и радиостанций попросили об интервью, и я решил выболтаться с утра пораньше.
Нарезав утро по получасовые кусочки, ровно в половине одиннадцатого я встретил у лифта первую журналистку. Мы прошли в номер. Коридорная, сидевшая у лифта, проводила нас выразительным взглядом. Впрочем, не могу сказать, что мы ее сильно удивили.
У коридорной всё было впереди.
Через полчаса мы с девушкой вышли из номера. Девушка села в лифт, а через минуту из лифта вышла другая — и мы пошли ко мне в номер! Коридорная часто задышала. Когда мы проходили мимо нее, смесь презрения и брезгливости уже кипела на маленьком огне и переплескивала через край, постукивая крышкой.
Еще через полчаса я проводил к лифту вторую девушку и вернулся в номер с юношей. Еще через полчаса на смену юноше в номер заходила дама бальзаковского возраста, причем с ней был фотограф — немолодой коренастый усач…
Все эволюции несчастной коридорной описывать не берусь, но к пятой перемене блюд брезгливость и презрение на ее лице сменились наконец вполне объяснимым восхищением.
С тех пор в «Октябрьской» коридорные меня уважают.
Единица мужской красоты
Оставалось полчаса до моего первого прямого телеэфира — в программе «Чае пик». Я волновался, а немолодая гримерша все что-то рисовала у меня на лице. Наконец я не выдержал: не пора ли, говорю, уже запудрить что есть, да и в кадр?
— Погоди, — что-то прорисовывая у глаз, ответила мне пожилая останкинская гримерша, — сейчас ты у меня будешь красивый, как Саддам Хусейн…
Встреча со славой
Сочи, кинофестиваль «Кинотавр». В баре меня узнает девушка (в данном случае это — профессия). Смотрит на меня и мучается: где-то видела, но где? Наконец:
— Мы с вами знакомы? Я говорю: еще нет.
— А вы в прошлом году тут были?
— Нет, — говорю.
— А в Дагомысе?
Труженица пола начала перебирать места работы, но я не сознавался.
— Ну где я вас видела? — спросила она наконец с некоторой уже обидой в голосе. Тут я мысленно расправил плечи и намекнул, предвкушая сладость узнавания:
— Ну-у… может быть, в телевизоре…
Я ждал не напрасно. Лицо девушки просветлело, и она в восторге выдохнула:
— Глоба!
Сходство
В аэропорту, у ленты выдачи багажа, меня опознал человек. Он был пьян и интеллигентен, отчего излагал свои мысли вполне складно и даже литературно, но вслух и очень громко.
— Вот стоит мужик, похожий на Шендеровича, — сообщал он всему Домодедову. И заглядывал мне в лицо. — Не, ну одно лицо… Делает же природа!
Затем он сказал нечто поразительное.
— Сколько бабок можно сделать на таком сходстве! И я понял, что у меня все впереди.
Тема сходства не покинула человека у ленты выдачи багажа — вскоре он договорился до великолепной репризы.
— Вот едет сумка, похожая на мою. А свою я уже взял. Как быть?
Мои перспективы
«Сколько бабок можно сделать на таком сходстве» (см. выше)… — я уже примерно знаю. С таксой прояснилось при следующих обстоятельствах.
В самолете Москва — Ташкент некий молодой подвыпивший среднеазиат, опознав меня, захотел пообщаться. В ответ на первый отказ он просто сел в проходе, взял меня за руку и начал общаться явочным порядком.
Бог послал мне в тот день немножко терпения — и я попытался объяснить молодому среднему азиату, что хочу побыть в одиночестве. Он понял это как начало торговли и предложил восемьсот долларов. Не иначе — наркокурьер, потому что восемьсот долларов в тех краях, куда мы летели, — это годовой заработок средней семьи.
