В середине 90-х я увидел «Гуся» в президиуме Конгресса русских общин, рядом с секретарем Совбеза Скоковым. Поговаривали, что этот Скоков будет следующим премьером — а может быть, даже и…
«Гусь» сидел в президиуме, озабоченно кивая вслед патриотическим словесам.
Когда Скокова с присными бесследно смыло очередной номенклатурной волной, «Гусь» немедленно вынырнул рядом с Лужковым, возле которого и плавал до появления на горизонте нынешнего гаранта. По счастью, сам Лужков растворился в новой власти почти мгновенно, и Павлу Николаевичу не пришлось сильно напрягаться, чтобы соответствовать очередному политическому бульону.
Как сформулировал по этому поводу поэт Сергей Гандлевский, «бактерии не ошибаются». Всегда вместе с питательной средой.
Парный конферанс
Рассказывают, что в начале девяностых два российских главных редактора (одной крупно-либеральной газеты и одной жутко-патриотической) отправились на совместные гастроли по городам США.
С диспутом.
На это продавались билеты — и хорошо продавались! Полные залы эмигрантов, истосковавшихся по русской политической жизни, становились свидетелями нешуточного идеологического противостояния, до хрипа и сжатых кулаков, до полной гибели всерьез…
Вы погубили Россию! — Нет, вы погубили Россию!
Хорошо представляю себе это. Еще лучше представляю дальнейшее: аплодисменты, высвобождение из рук эмигрантов, желающих продолжить диспут на дому; получение гонораров от скуповатого антрепренера, придумавшего этот цирк-шапито и срубившего хороший куш… Потом, в одной машине, бочком к бочку — на совместный ужин в каком-нибудь нехитром «бургер-квине». Вроде неплохо прошло, да? Отлично прошло! И в гостиницу, в соседние номера…
А наутро — снова в машину и, бочком к бочку, в соседний штат; там попить кофейку — и на сцену.
Вы погубили Россию! — Нет, вы погубили Россию!..
Как я попал
В январе 1993-го меня приняли в Союз писателей — при весьма поучительных обстоятельствах.
Примерно за год до того Григорий Горин обнаружил, что я в Союзе писателей не состою. Я пытался кокетничать, изображая вольного питомца муз, но был сурово осажен классиком.
— Не валяйте дурака, — сказал Горин, — немедленно вступайте! Состаритесь — будете лечиться в поликлинике… И потом, я же дал вам рекомендацию!
Тут выяснилось интересное. Оказывается, в августе 91-го, буквально на следующий день после победы над тоталитаризмом, в ЦДЛ стихийно собрались пишущие демократы — и назло врагам, чуть ли не одним голосованием, приняли в Союз писателей человек триста либеральной молодежи.
Я под раздачу не попал, но случилось так, что двое, независимо друг от друга, вспомнили о моем существовании и — порекомендовали. Это были Григорий Горин и Леонид Зорин, автор «Покровских ворот» и «Варшавской мелодии».
Рекомендовали, а мне сказать забыли.
Ну, раз такое дело… В общем, пошел я в Московскую писательскую организацию и написал заявление. Мне сказали: позвонят.
Позвонили примерно через год и вместо «здрасьте» довольно раздраженно поинтересовались: я корочку, вообще, забирать собираюсь или нет? И поехал я, питомец муз, за документом.
Приезжаю в писательское учреждение, нахожу, как было велено, дверь с табличкой «Отдел прозы». Там пусто, а в смежной комнатке сидит мужик в бороде и разговаривает по телефону.
— «Макаровы», — говорит мужик, — десять стволов. Новые, в масле…
Я еще раз посмотрел табличку на двери: все правильно, отдел прозы. А в отделе поэзии небось гранатометы ремонтируют. Времена переходные, страна входит в рынок…
— Простите, — говорю, — мне сказали сюда прийти…
— Она отошла, щас будет, — буркнул бородатый и махнул рукой: заходи. Как-то странно на меня посмотрел — и снова завел свою оружейную беседу.
Я зашел. Посидел, послушал через стенку разговор бородатого — всё про какие-то стволы и амуницию; поглядел на разложенные веером книжки: Боков, Белов, Фирсов…
Тетка, назначившая мне время для получения проклятой корочки, всё не шла, и я начал медленно свирепеть. Когда, минут еще через двадцать, она наконец появилась в кабинете, я уже закипал.
— Что это такое! Мы договаривались на одиннадцать! Тетка опешила:
— Мы договаривались?
— Конечно! Я должен получить корочку.
— Какую корочку?
Я почувствовал, что начинаю дымиться.
— Члена Союза писателей, — раздельно произнес я.
— Как ваша фамилия? Я сказал.
— Как?
Я повторил. Фамилия моя тетку явно озадачила.
— А мы вас принимали? — уточнила она.
— Да! — крикнул я.
Тетка хмыкнула удивленно и как-то даже озадаченно.
— Сейчас посмотрю.
Она начала рыться в картотеке, но ничего похожего на «Шендерович» там не нашлось.
— А мы вас точно принимали?
Я понял, что сейчас из меня, как из чайника, пойдет свист. Боясь совершить убийство по неосторожности, я обогнул тетку и ее стол, дабы найти себя в картотеке — и убить ее уже с полным основанием. Но до картотеки мой взгляд не дошел, потому что зацепился за машинописный лист, лежавший под стеклом, на столе.
Это был список членов правления: Белов, Бондарев, Проханов, Распутин… Весь комплект. Через пару секунд до меня дошло, что я уже полчаса скандалю в самом логове «заединщиков», требуя своего приема в их жидоморские ряды.
Видимо, я все-таки ойкнул, потому что тетка, понизив голос, понимающе сказала:
— Вам, наверное, в другой Союз…
— Наверное, — шепотом ответил я.
— Так это дальше по коридору, — тихо произнесла моя собеседница, косясь в сторону смежной комнаты, откуда продолжали доноситься телефонные разговоры о ценах на огнестрельное оружие.
— Извините, — прошептал я и на цыпочках вышел из отдела этой прозы.
В альтернативном Союзе на меня коршуном набросилась альтернативная тетка: где, говорит, вас носит, мы, говорит, договаривались на одиннадцать…
Вот дура! Я жизнью рисковал, а она о таких мелочах.
Достоевский и Ко
На одной из демонстраций нашей т.н. патриотической оппозиции я увидел замечательный лозунг. Выглядел он так: огромными буквами, черным по белому — «Жиды погубили Россию!» И внизу подпись: Ф.М.Достоевский.
Не знаю, писал ли это Федор Михайлович — чтобы такое родить, Достоевским быть необязательно. Но предположим, писал — и что?
А вот что: из всего Достоевского (30 томов!) они выбрали и выучили наизусть именно эти три слова! Берусь проэкзаменовать весь этот ходячий скотопригоньевск — никто не отличит Алеши от Ивана… Но насчет жидов — это до них дошло! Один раскопал, принес в горсти братьям по крови, намалевали, пошли по Тверской с Достоевским на знамени!
