— Стой, путник! — провозгласил тот, кто был у них, по всему видать, за старшего. — Мы — Семь Симеонов-однобрюшников — голос в голос, волос в волос! Семи редких ремесел люди! Лучше сразу покорись, отдай заплечный мешок, одежу и обувку: все равно ведь отберем!
— Где же вас семь? — спросил Жихарь. — Я только шестерых вижу!
— А не твое дело! — рявкнул атаман. — Любой из нас тебя в одиночку скрутит. Ты кто таков будешь?
Жихарь честно ответил, кто он таков и откуда. Атаман отер вспотевший лоб.
— Ну и ладно, что Жихарь, а не славный Невзор. Перед тем бы мы повинились и с почетом проводили…
— А передо мной повиниться не желаете? — спросил богатырь. Драки он не хотел, а хотел потехи — уж больно невеселыми были последние месяцы и дни.
Семь Симеонов дружно расхохотались — все шестеро. Потом они накинулись на Жихаря. Богатырь не сопротивлялся, дал стянуть с себя тяжелый мешок, паутинную рубаху, штаны и сапоги. Пусть ребята поликуют маленько, тоскливо ведь им в лесу… Разбойники достали веревку и прикрутили богатырское тело крепко-накрепко к развесистому дубу.
— Сильней, сильней затягивайте, — распоряжался богатырь. — А то ведь я и рассерчать могу…
Разбойников снова разобрал смех.
— Вода нынче весной высокая стояла, — сказал атаман. — Так что мошки и гнуса ты не бойся. А потом какой ни на есть прохожий человек тебя отвяжет…
— Если бы… — вздохнул Жихарь. — Смотри лучше, в сапог не провались — вас туда трое запросто войдет…
Первым делом злодеи полезли в мешок с припасами. Особенно они обрадовались баклаге с Мозголомной Брагой.
Этого ни в коем случае не следовало допускать. Поигрался — и хватит. Богатырь еще раз тяжко вздохнул, напрягся — и только обрывки веревок полетели на траву.
Симеоны растерялись так, что атаман даже не успел выбить пробку из баклаги.
А Жихарь, словно вихрь, уже метался среди замешкавшихся лиходеев, сам вязал их веревками и укладывал под дуб. Симеоны обзывались и скрипели зубами.
— Вот сейчас погоню вас, как скотину, в ближайшую деревню, — посулил богатырь. — За вас, поди, немалую награду можно получить…
— Нет, — понуро сказал атаман. — Мы еще, можно сказать, и поозорничать толком не успели. Разве что покормят тебя там: дадут сухую краюшку…
— И то хлеб, — сурово ответил Жихарь. — Имя мое запомнили?
— Ну, — согласился атаман. — Знаешь лучше что сделаем? Ты нас развяжешь и сам за старшего будешь. С тобой у нас дела ловчее пойдут!
— Ловчее… — передразнил Жихарь. — Да с вами даже деда с телегой навоза ограбить невозможно — дед вас коровьими лепешками закидает и всех насмерть пришибет.
Он уже успел одеться, заглянуть в мешок и удостовериться, что сожрать голодная шайка ничего не удосужилась. Потом приложился к баклаге, крякнул, отер уста.
— Итак, — сказал он, приходя в благое расположение нрава, — чего это вы, косорукие, на большую дорогу вышли? Ваше ли это дело?
— Не наше, — сказал атаман. — Нас отец в учение на семь лет отдавал к семи мастерам — мы многое умеем, да вот только…
— Ух ты, — удивился богатырь. — Я, оказывается, с умельцами связался! А какое, к примеру, у тебя умение?
— Я — Симеон Столпник, — гордо сказал бывший атаман. — Я могу выковать железный столб от земли до неба!
— Дело хорошее, — согласился Жихарь. — И много ты их выковал?
— Пока ни одного, — признался Симеон Столпник. — Мыслимое ли дело — набрать столько железа! Вот когда какой-нибудь государь соберет гору руды и железного лома — тогда я свое мастерство и окажу.
Богатырь хмыкнул.
— Откуда ты тогда знаешь, что выкуешь, коли не пробовал?
— Как не знать! Чай, мастер семь лет меня жучил, среди ночи разбуди — сразу скажу, как опоку делать, какие снадобья в железо добавлять, как канаты развесить, чтобы столб воздвигся…
— А орало простое скуешь? Про меч я уж не говорю…
— Нет, — гордо ответил Столпник. — Мы не по землепашеской части. И не по военной. Мы — по столбам горазды!
— Понятно, — вздохнул Жихарь, склоняясь над вторым пленником. — Ну а ты по какой части всех превзошел?
— Я — Симеон Лазник, — сказал второй братец-разбойник. — Когда старшой свой столб выкует, я на него смогу влезть — без крючьев, без веревок.
— Это уже лучше, — сказал богатырь. — Вот я тебя сейчас освобожу, а ты слазь-ка на самое высокое дерево и расскажи мне оттуда, что делается в ближней деревне. Уж больно это место хитрое…
— Увы, — ответил Симеон Лазник. — Я по деревьям-то лазить не учился, а только по железным столбам от земли до неба…
— Какие-то мудреные мастера у вас были, как я погляжу, — сказал богатырь. — А ты, бедолага, чему обучен?
— Я — Симеон Замерзавец, — промолвил третий. — Могу из себя холод произвести и всех заморозить…
— Это кстати, — обрадовался Жихарь. — А то жара несусветная. Давай-ка попробуй! Тебя развязать?
— Не обязательно, — сказал Замерзавец и начал синеть. Брови и борода у него подернулись инеем, из носу показались две острые сосульки. Жихарь провел над Замерзавцем ладонью. Никакого холода не услышал…
— Хватит, хватит! — закричал он. — Так ты только сам себя заморозишь, а добрым людям никакой прохлады не дашь. Толку от тебя…
— Это верно, — согласился бывший атаман Столпник. — Мы его даже в молоко пробовали класть, как лягушку, чтобы не портилось, — все равно сворачивается…
— Если меня н-нутряному хладу обучали… — простучал зубами Замерзавец.
— Не в брюхе же у тебя ледник устраивать, — пожал плечами богатырь.
Не ожидая его вопроса, отозвался четвертый Симеон:
— Мое прозвание — Жарыня. Но я тоже только сам себя разогревать горазд, а в руках даже воды не вскипячу…
— Вы, часом, не у йоговых мужиков учились? — заботливо спросил Жихарь. — Хотя нет — те, по крайности, умеют на спинах мокрые полотенца при великом морозе сушить…
Пятый Симеон оказался по прозвищу Ветродуй. Жихарю стало любопытно поглядеть на такое редкое умение, он развязал Ветродуя. Остальные связанные Симеоны тотчас покатились по земле куда-нибудь подальше. Богатырь же худа не заподозрил…
Симеон Ветродуй вышел на середину дороги и начал делать глубокий-преглубокий вдох. Такой долгий был вдох, что за это время умелый ложкарь успел бы вырезать две или даже три ложки. Сам же Ветродуй при этом стал похож на куриное яйцо.
— Что же ты? Дуй! — подбодрил Жихарь. Пятый Симеон дунул. Впереди него вся пыль на дороге поднялась столбом, но ведь и позади поднялась… Ветродуя подняло, повалило на бок и начало крутить, как веретено, — только ноги мелькали… Да дух пошел нехороший…
