Из поредевшей толпы вырвался великан покрупнее давешнего одноглазого поединщика и полез на богатыря, но и на великана доброе слово нашлось:
— Озеро тебе в рот!
Великан мгновенно раздулся, лопнул, и потоки воды с карасями и лягушками окатили драбаданцев, все еще пытавшихся оказать противодействие, — Жихарь почувствовал во всем теле страшный зуд.
«А ну-ка я их усыплю!» — решил он и заорал совсем не колыбельным голосом:
Спи, дитя, во мраке ночи,
Дай и мне поспать!
Твой отец — простой рабочий
И батрачка мать!
Много, много пострадали
Мы за жизнь свою,
Да и ту давно отдали
В классовом бою!
Но то ли запел он неласково, то ли происхождения колдуны были другого, только спать они не повалились, стали кучковаться и шептаться, и от этого шепота у богатыря что-то вступило в поясницу, да больно!
Он рассерчал и решил покончить со всеми разом:
Ай чи-чи, ай чи-чи,
Полетели кирпичи,
Полетели, полетели —
На головку сели!
И сам едва успел увернуться от удара сверху. Принца же и Будимира защитил от кирпичного града Бедный Монах своим дырявым зонтиком.
Головы у многих колдунов оказались на диво прочными, но заклинать они уж более не пытались.
И тут как будто невидимая лапа сжала богатырское сердце — про главного-то колдуна он забыл! Только и хватило сил повернуться к нему.
Старик, старик, старик, Борода твоя горит!
Храпоидол стал шлепать руками по пылающей бороде, а сердце у Жихаря отпустило.
— Ладно, — сказал Жихарь. — Берег я эти слова для лютейшего врага, да, видно, такая твоя доля: чтоб тебе ежа против шерсти родить!
Долго, долго катался Всем Злым Делам Начальник по сухой траве — орал, верещал, винился, каялся, но ведь у ежа никакая не шерсть, а колючки!
Лю Седьмой визгливо хохотал, а сердобольный Яр-Тур хотел было добить несчастного кинжалом, но тут из-под хламиды Храпоидола выкатился здоровенный ежик и сразу же деловито и шумно потопал в лес: на носу зима, а ничего еще не заготовлено!
— Воистину, вы князь чародеев! — не упустил случая поклониться Лю Седьмой.
Жихарь покраснел.
— Да ну, куда мне. Это же просто поговорки ругательные, только ложка им силу дала…
— Не ложка, высокочтимый, а чудесный жезл Жуй!
Такое название Жихарю не полюбилось: ваджра лучше, — хоть и неведомо, что это слово означает.
Тем временем оправившийся роженик вытащил прямо из земли кривую трубку вроде дверной скобы и стал в нее жаловаться и взывать:
— Айн, цвай — полицай, драй, фир — гренадир…
Слова были незнакомые, но все равно Жихарь понял, что вызывает главный колдун на подмогу стражников и военную дружину.
И не замедлила явиться дружина.
От заклинаний и прочего устал Жихарь как собака, и вовсе не хотелось связываться ему с доброй сотней варягов, словно только что покинувших боевую ладью. Он хотел было снова за ложку взяться, но Яр-Тур остановил его:
— Сэр брат, бесчестно прибегать к магии в схватке с такими же воинами, как мы сами!
— Вот блаженный, — вздохнул Жихарь, но ложку спрятал.
Варяги были как на подбор — толстомордые, отдохнувшие. Неплохо им жилось на драбаданских харчах.
Колдуны быстренько попрятались за широкие спины защитников, в том числе и главный — Храпоидол.
Вышел вперед предводитель дружины — дородный мужик с усами до пояса, красноносый и веселый.
— Не по нраву мне такая битва, — сказал он. — Никогда еще люди ярла Брюки Золотой Лампас не выходили против троих, но только состоим мы на службе у конунга Драбадана и ходим в его воле. Сдавайтесь добром.
— Никогда! — вскричал Яр-Тур и выхватил обломок меча.
— Сейчас я построю уважаемых в боевой порядок, именуемый «Восемь ворот на золотом замке», — предложил Бедный Монах, — и никакой враг не сможет прорвать наш строй.
Жихарь на всякий случай пересчитал своих. Все равно выходило трое, с Будимиром и камнеедом — пятеро.
— Шире рыла не плюнешь, — сказал Жихарь. — Но ведь они нас колдунам отдадут, так что легче помереть. Послушай, ярл, а не знавал ли ты Нурдаля Кожаного Мешка?
— Мой наставник в мечном бою, — отозвался ярл Брюки.
— И мой! — обрадовался Жихарь. — Давай-ка поглядим, кто у него лучше научился?
— Такие, как ты, малый, у нас не имеют еще голоса на тинге, — проворчал варяг. — Но только, когда ты проиграешь, вы все честью сдадитесь — идет?
Храпоидол выскочил и заверещал, что, мол, нечего разводить всякие поединки, а забивать надо пленников в колодки и доставлять куда следует…
Принц и Лю Седьмой тоже потребовали себе противников, но решили варяги для начала лишний раз убедиться в доблести своего предводителя.
— Вы этого старого козла не больно слушайте, — сказал Жихарь, доставая меч.
— Он тут у нас недавно ежа родил…
— Вот как? — изумился ярл Брюки.
— Против шерсти, — уточнил богатырь.
— Ложь и клевета — поруха чести воина, — нахмурился ярл.
Тут прокричал Будимир, и на поляну из леса выкатился запыхавшийся ежик. На колючки он успел уже насадить множество высохших грибов.
Варяги внимательнейшим образом осмотрели ежика, передавая его из рук в руки, и постановили признать Жихареву правду, а колдуна-родителя стали вслух презирать за недостойный для мужчины проступок.
Все это, однако, не исключало поединка.
Поначалу полагалось обменяться боевыми кличами.
Жихарь привычно провозгласил:
— Эх, всех убью, один останусь!
Да так грозно, что вся дружина поежилась. Ярл же Брюки Золотой Лампас выкрикнул нечто несуразное:
— За Одина, за Фафнира! Умри, но сдохни!
Стали рубиться. Школа Кожаного Мешка дала о себе знать: всякий удар отражался успешно, и получалось вроде той бесконечной игры в шашки, что вели на холме мудрецы Пилорама и Вшивананда.
Применять же прием старого Беломора богатырю отчего-то не хотелось. Ведь в этом походе поражал он только всякую нечисть и нежить, а правильного человека ни одного не убил до смерти, лишь грозился.
Тут пожилой ярл стал задыхаться.
— Понимаешь, — хрипел он в промежутках между ударами, — если мы нарушим уговор, то тут же все обратимся в диких гусей…
— Небось не обратитесь, — уверял его Жихарь. — Да и плохо ли вольной птицей летать? Косоглазенький про вас красивую песню сочинит…
