— Просим покорно, наступив на горло, — добавил Жихарь.
Мара вздохнул. Он долго кряхтел, тужился, собирался с духом, но в последний миг осекался и боязливо оглядывался по сторонам — опасался, видно, своего цыганского бога. Побратимам уже и ждать надоело.
— Не договорились, словом, — подытожил Жихарь и хотел тронуть коня, но тут Мара что-то прошептал.
— Чего-чего? — склонились к нему побратимы.
— КРАДЕНАЯ КОБЫЛА ДЕШЕВЛЕ КУПЛЕННОЙ! — повторил Мара, и тотчас же его руки стали свободными — правда, растянулись они так, что достигли земли.
— Не соврал, — растерянно сказал Принц.
— Вот так тайна, — сказал Жихарь. — Да это любой дурак знает!
— Дурак не дурак, — сказал Мара, махая вольными руками, как птица, — знает не знает, а только вот вам вся наша страшная священная тайна. Уж какая есть.
Побратимы поглядели друг на друга, как малые дети, у которых злой парнище отобрал пряник. Они даже забыли хотя бы поучить конокрада дубинками для порядку.
А вольный цыган уже толковал им про дальнюю дорогу — через какие города она идет да куда еще ведет:
— Впереди Сафат-река, невелика, да глубока. Бродов нет, есть три перевоза.
На первом в уплату отрубают левую руку, на втором — правую, на третьем просят голову. Еще есть мост. Так и называется: Мост Двух Товарищей.
Но по нему не всякий может проехать, а только если свято и нерушимо блюдет правила дружества…
— Это нам подходит, — весело сказал Жихарь. — Ну, кажи дорогу, лиходей.
Мара бодренько побежал вперед, время от времени помогая себе руками.
— Не прогадал, окаянный, — кивнул Жихарь. — Вон мы какие хапалки ему вытянули. Теперь все кони его будут!
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Будем мы сражаться в поле,
На поляне будем биться!
На дворе ведь кровь краснее,
На открытом месте лучше,
На снегу еще прекрасней!
Калевала
Мост был сложен из таких больших каменных глыб и так основательно, что текущая под ним речушка Сафат была почти и не видна и не было, кажется, нужды городить тут такое строительство, не по чину был мост реке. Жихарь знал, что на таких вот древних мостах можно было встретиться со множеством заклятий, наложенных каменщиками для тогдашних нужд, а нынче никчемных и даже вредных.
Поспевая за проклятым цыганом, чуть не загнали коней, и надо было им дать остыть перед водопоем. Обидно ведь будет — обрести да тут же загубить.
Мара услужливо вытирал конские бока пучками травы, пока спешившиеся побратимы важно обсуждали, к чему в глухом месте такой мост да кем построен. Под мостами, говорил Принц, живут зеленые гоблины, у них щелястые головы и ненасытные пуза. Ладно гоблины, отвечал Жихарь, а ну как поселилась там Мокрая Мокрида или Девчачий Пастух?
— Будимир, — позвал Жихарь. — Выручи еще разок, погляди, не водится ли там кто лихой. Ты ведь горазд нечисть гонять! А мы тебе червячков накопаем.
Накопать, правда, не успели — петух вылетел из-под моста, заходясь в крике.
Побратимы взялись за дубинки.
— Побереги коней! — крикнул Жихарь цыгану.
С одной стороны из-под моста вперевалку вышел гусь, с другой свинья.
Казалось бы, чего жаловаться: вот идут завтрак, обед и ужин. Только вот свинья была с доброго быка, да и гусь мало в чем ей уступал.
— Вот почему — Мост Двух Товарищей… — прошептал Жихарь.
— Почему, сэр брат?
— Потом объясню, как живы останемся. Бей ты лапчатого, а я с кабаном разберусь. Берегись только, видишь, у него полон клюв зубов!
Гусь вытянул шею длиной с конское тулово и зашипел. Яр-Тур с дубинкой и ножом кинулся на него, а свинья — свинья и есть, не стала дожидаться, сама налетела на Жихаря, норовя подмять. Жихарь уворачивался как мог, лупил дубинкой по глазкам, тыкал ножом, но шкура была толстая и в колючей щетине.
— Вот так тебя! Это не в помоях рыться! Свинья отбегала и снова неустанно с визгом налетала, прикончить ее враз не было никакой возможности, ладно хоть рогов у нее не было. Жихарь уже притомился и обиделся, что придется погибнуть в схватке не с Мировым Змеем, а с поганой свиньей, даром что большой. Тупое рыло моталось перед ним, блестели красные глазки. Пот заливал лицо.
— Скоро я покончу с ним и приду на помощь, сэр брат! — время от времени обещал Принц, да все не приходил — видно, и гусь был не прост.
За спиной хохотал, заливался цыган Мара, приставленный к лошадям. «Зря мы его не располовинили», — подумал Жихарь и вдруг понял, что сражается он вовсе не с колдовской свиньей, а с побратимом. Жихарь успел удержать руку с ножом, но Принц, казалось, ничего не видел, и дубинка его летела богатырю повыше уха. Летела, летела и прилетела.
…У живых свое солнце, у мертвых свое — называется месяц. Он, белый-белый, приглядывает сверху для порядку: ладно ли лежат господа умруны в сырой земле, не шевелится ли какой. А хоть бы и зашевелился, все равно ничего месяц поделать с ним не сможет, потому что лучи у него слабые, бледные, холодные. Вот и сейчас у моста через Сафат-реку смотрел он на побитую ратную силу. Но воины полегли здесь давно, уже и кости успели побелеть, уже и воронам это место было ни к чему — все, что можно было, вороны получили.
Один, правда, прилетел, дурак, поверив слухам, что у Сафат-реки валяются двое богатырей. Одни говорили, что свежеубитые, другие — что еще даже живые. Ворон прилетел, обрадовался, разогнался поклевать молодецких очей, да не тут-то было.
Закричал, забрызгал искрами страшный Огненный Кур, налетел на черного поганца, опалил взмахами золотых крыльев и прогнал далеко в степь.
Шум и крики разбудили Жихаря, но богатырь не сразу поверил, что живой.
— Знаем мы таких живых, — сказал он вслух. — Пока лежишь — все ничего, а как встанешь — отвалится рука либо нога, а то и брюхо все распластано.
— Я тоже не могу подняться, сэр Джихар, — отозвался Яр-Тур. — Из меня, кажется, вытекла вся кровь — вы сумели задеть ножом главную жилу. Правда, наш хранитель петух успел вовремя прижечь рану и примерно с кружку все-таки осталось. Но при малейшем движении кружится голова.
— Я не виноват, братка. Оба мы не виноваты, это мост такой. Вот если бы махались мы не детскими ножичками, то надежно бы друг друга поубивали…
— Я понял, — сказал Принц. — Чары этого моста пробуждают в человеке все злые чувства и обращают мимолетную неприязнь в лютую ненависть… Лошадей наших, разумеется, нет.
— Я же их на попечение цыгана оставил. А он нарочно привел нас к этому мосту. Ведь сироту всякий норовит обидеть.
— Кстати, вы обещали мне объяснить насчет гуся и свиньи…
