— Ну, хватит с нее, — сказал неклюд. — Дальше сама пойдет. А ты ступай за мной.
И двинулся напролом через заросли тальника. Вернее сказать, это Жихарь последовал за ним напролом, поскольку перед волшебным дедом кусты почтительно расступались, а богатыря старались хлестнуть побольнее.
Избушка, пристроившаяся за тальником под сенью высоченных сосен, непонятно как вымахавших до такой величины на столь малой земле, была довольно убогая. «Не пышно живешь», — с некоторым удовлетворением подумал Жихарь.
Над порогом была прибита железная подкова величиной с тележное колесо — о копыте, для нее предназначенном, и думать было боязно. Жихарь переступил порог вслед за неклюдом. Подкова над его головой тревожно дернулась.
— Чует, что ты не с простым сердцем идешь, — заметил Беломор. — Она уже не одному лиходею башку проломила.
Жихарь поежился и ежился потом еще очень долго: внутри избушка была куда больше, чем снаружи, просторней княжеского амбара, длиннее княжеской конюшни. Со стен свисали пучки трав, связки лука, перца и чеснока. К потолочным балкам подвешены были чучела странных зверей, из которых Жихарь мог узнать (и то по чужим рассказам) только крокодила, василиска и Чудо В Перьях. Василиск вовсе был как живой, даже глаза горели пронзительно. Хоть и не каменил его мертвый взгляд, все равно двигаться не хотелось. А по соседству с василиском уж не человек ли висел?
Завершалась изба большущей беленой печью с двумя устьями: в одном, как положено, виднелись горшки и чугунки, возле другого стояла на столе странной формы посуда, совершенно прозрачная и немыслимо тонкая на вид.
Никогда бы не поверил Жихарь, что из простого стекла можно сотворить такое.
— Садись, завтракать будем, — указал дед на лавку. Не желая прослыть нахлебником, Жихарь снял мешок и высыпал на стол все, что там оставалось, включая цепь и золотую ложку. Цепь и ложку хозяин отложил в сторону, а остальное месиво брезгливо смахнул в поганую кадушку. Кадушка, тяжело переваливаясь, направилась к выходу. Жихарь с большим уважением глядел ей вслед. — Жрете что попало, а потом болеете! — сказал Беломор про княжеское угощение.
Собственный его стол был бедный, если не сказать — скудный: тертая редька с квасом, огурцы, лук, еще какая-то толченая трава, ржаные лепешки и обширная миска меду. Жихарь шарил по избе глазами: не висит ли где чей окорок?
— Ты, видно, отец, без хозяйки обходишься, — заявил он вместо «спасиба».
— На здоровье, сынок, — отозвался неклюд. — Кто мою хозяйку увидит, тот трех дней не проживет.
— Неужели сама?.. — Вымолвить имя Жихарь не посмел. Дед печально кивнул. — Бывает, — важно сказал Жихарь.
— Что бывает? — взвился Беломор. — Что бывает? Знаешь, каких трудов мне стоило тебя выкупить? Да если бы ты сто лет подряд за жемчугом нырял — и то бы не расплатился!
— Жаден князь без меры, — кивнул Жихарь.
— Какой князь? При чем тут князь? Ты что, сущеглупый, не понимаешь, у кого я тебя выкупил? Рожу-то не строй! Ты про книгу «Немая Строка» слыхал? А про Коркиса-Боркиса?
Богатырь побледнел. Мед из недонесенной до рта золотой ложки капал ему на штаны.
— То-то, что слыхал! Теперь слушай и покоряйся. Нынче ты мой со всеми потрохами.
Жихарь совладал с собой, поймал очередную золотистую каплю пальцем и облизал его.
— Думаю я, отец, раз ты меня великой ценой выкупил, значит, я тебе больше нужен, чем ты мне, — и спокойно потащил ложку в рот.
— И кто тебя только взлелеял… — вздохнул Беломор.
— Сирота я, — вздохнул в ответ и Жихарь.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Много дней спорили мастера о том, как заставить колесо вращаться само по себе.
Вилар де Оннекур
«…И стали они подвигать каменную плиту в указанное место, и подвигали весьма сильно, и гораздо замучились, и начали вопить, говоря:
— Вот, понимаешь, подвигаем мы эту плиту уже три дня и три ночи, она же пока не сдвинулась и на воробьиный скок. Горе нам, ибо не тянем мы эту плиту во исполнение воли Светоначальника, и велит он нас обломить, и некому нам помочь, так как нет никого на земле, кроме нас и Пославшего нас подальше.
Услышал Мироед, что кто-то гундит, и выехал к людям из норы на лыжах, и стал смущать их, говоря:
— Вот, понимаешь, упираетесь, а пользы нет. Возьму и помогу вам во имя свое. Согласны ли Колесу поклониться и Рычаг применить?
Приступили они к нему и рекли:
— Ей, начальник, ты наш отец, а мы твои чада, понял? Тела наши иссохли, плита же ни с места, словно каменная. Колесу твоему поклонимся и Рычаг умело применим, хоть и не ведаем, кто да что они такие, понял?
И вынул Мироед из бездонного своего загашника Колесо, и показал, как оно получается, и снова спросил:
— Согласны ли вы, чтобы всякое дело в мире шло, как это Колесо катится и вращается? И возрадовались они, и возгалдели:
— Ей, начальник, согласны мы на Колесе твоем катиться хотя бы даже до конца времен, понял?
И культяпый Мироед возрадовался, ибо знал, что у кольца нет конца, и Рычаг даровал просто, в придачу.
И встал обратно на лыжи, и уехал к себе в нору.
Они же, ликуя, покатили плиту в указанное место, и скоро там были, и остановились, чая награды от Пославшего их подальше.
И явился Светоначальник на Толстомясой Птице в облаке мрака, и поволок на них весь гнев свой, восклицая:
— Вот, понимаешь, я послал вас подальше исполнять волю мою, вы же, силы свои щадя, поддались на искус культяпого Мироеда!
Люди же объяли себя большим страхом и отвечали:
— Ей, начальник, мы о том ничего не ведали по своей простоте и до всего своей головой и ногами дошли, понял?
И запечалился Светоначальник, ибо впервые услышал от них вместо прямой правды кривую враку, и прорек, говоря:
— Вот, понимаешь, отныне все в мире пойдет по кругу да по кривой, я же мнил привести вас к Сиянию своему путем прямым и кратким. Горе вам, племя ленивое и стремное! С этого часа не дождаться вам Пятого времени года: придет за весной лето, за летом осень, за осенью же снова будет вам зима, ибо не оправдали вы высокого доверия моего, козлы похотливые и волки позорные! Мало того, по прошествии лет снова сотворю я вас из чего попало и снова пошлю подальше за каменной плитой, и опять соблазнит вас Мироед проклятым Колесом, и многажды, многажды это повторится, пока не родится среди вас тот, кто все превозможет…»
Жихарь слышал эту притчу и раньше сто раз — правда, все в ней было совсем не так. Чтобы не выказать себя невеждой, он сплюнул на пол, растер босой пяткой и сказал:
— Ну и что?
Старый Беломор скрипнул молодыми зубами.
— Ты хоть что-нибудь, стыда ради, понял?
