— Да, знаю. Я познакомился с Мадлен очень давно, когда она еще не была взрослой. С ней и с ее родными.
Кэт это, видимо, пришлось по душе. Она улыбнулась, словно теперь у нее не осталось ни малейших сомнений в надежности представленных ей рекомендаций.
— А когда вы не путешествуете, то все время живете во Франции?
— У меня дом под Парижем. И другой, в провинции, там, где когда-то жила Мадлен. И еще один, у моря. — Он помолчал. — Ты могла бы приехать и пожить в них, если захочешь.
— Правда можно? — У нее от возбуждения разгорелись щеки. — Вместе с мамой?
— Ну. конечно. И с Мадлен и Касси, если пожелаешь.
Изредка Элен брала Кэт на съемки, или они отправлялись отдыхать вместе с Льюисом. Так у девочки возникла страсть к самолетам. При мысли о предстоящем удовольствии у нее широко раскрылись глаза.
— И мы можем полететь?
— Можем. А можем и отплыть на корабле. На очень-очень большом корабле, где у тебя будет собственная каюта… — Эдуарду хотелось представить плавание заманчивее полета, но вдохновение начало ему изменять. — Там… там круглые окна. Они называются иллюминаторы.
— И подвесные койки, — поспешно добавила Элен. Кэт стала совсем пунцовой.
— Подвесные койки? Как в автоприцепах? Ой, да!
— Значит, договорились. Так и сделаем. Полетим до Нью-Йорка моим самолетом, а там пересядем на корабль.
— Когда? Когда? Прямо завтра?
— Послезавтра.
Увидев на лице дочери отражение собственного нетерпения. Эдуард невольно улыбнулся. Он заметил, что она ни разу не упомянула про Льюиса Синклера; судя по всему, ей и в голову не приходило, что он может отбыть вместе с ними. Это вселило в него еще больше надежды. Когда Кэт отправилась спать, Элен расплакалась. Он ободряюще сжал ей руку и сказал, что все будет хорошо. Все у них сложится — само собой и мало-помалу. Главное — у них есть время; много времени.
…Наутро Эдуард снова пришел в дом Элен. Его познакомили с Касси, которая, очевидно, кое о чем знала, то ли от Элен, то ли от Мадлен. У Эдуарда сложилось впечатление, что она, разглядывая его, про себя восполняет опущенные подробности. Эдуарда позабавил ее суровый испытующий взор, и он попытался объяснить ей про лайнер «Франция».
— Куда Элен, туда и я. Где она будет жить, там и я. — Касси выпрямилась во весь рост, словно вызывая его на спор. — Как я понимаю, если она с вами, то и я тоже.
Эдуард заявил, что он в восторге. Его разбирало любопытство — как Джордж и эта прямодушная женщина поведут себя при встрече. На Касси он, в свою очередь, произвел сильное впечатление — и даже очаровал ее. Впрочем, она не спешила это выказывать. «Поживем — увидим, — сказала она про себя. — Поживем — увидим».
— И никакого французского, — произнесла она, сверля его глазами-буравчиками. — Не умею я язык выворачивать, да и никогда не умела. Стара я новым штукам учиться. И вообще, вы нам, почитай, не оставили времени толком собраться.
И она величественно удалилась, прижимая к груди рулоны оберточной бумаги. Эдуард, которому не доводилось иметь дело с женщинами, занятыми грандиозными сборами в дорогу, в замешательстве отступил. Он поговорил с Кэт, посмотрел с нею книжки; она показала ему свои рисунки. Когда после ленча Мадлен увела Кэт вопреки всем протестам девочки, он провел два дивных часа с Элен; та одновременно являла собою влюбленную женщину — и женщину, которая лихорадочно и беспорядочно пытается уложить чемоданы. Эдуард наслаждался этой картиной. Он удобно раскинулся в кресле посреди коробок и чемоданов и приходил в восхищение всякий раз, как она заливалась краской. Его пленило, когда она не смогла сделать выбор между двумя платьями, выпрямилась и безнадежно вздохнула, словно не в силах принять решение.
— Милая, — произнес он, задержав на ней довольный взгляд, — бери их все. Или все оставь, купим новые. Это не имеет значения…
Они посмотрели друг другу в глаза, и оба с внезапной и напряженной остротой вдруг поняли, что находятся в ее спальне.
— Не здесь. И не сейчас… — заставил себя сказать Эдуард, прикоснувшись губами к ее волосам. Напряженное это мгновение тут же забылось. Он просто блаженствовал, ощущал себя мужчиной в окружении женской стихии — кружев, нижних юбок, перчаток, шляпок, серьезной сосредоточенности, а через минуту — самого очаровательного легкомыслия.
Элен пребывала в состоянии разом и восторга, и ужаса. Все происходило так быстро — и недостаточно быстро. С одной стороны, ее обуревало странное желание махнуть на все рукой. Просто смотреть на Эдуарда, или слушать его голос, или касаться его руки уже само по себе казалось свершением. Ей очень давно не доводилось испытывать именно этот хаос чувств, именно это состояние ошеломляющего блаженства. Ее тянуло отдаться всему этому; у нее не получалось полностью взять себя в руки. Когда до нее дошло, что нечто не менее безрассудное творится и с Эдуардом, человеком в высшей степени сдержанным и разумным, и что в такое состояние его способны привести одно ее слово или взгляд, она обнаружила, что ей хочется, очень хочется воспользоваться своею властью над ним. Какой соблазн — мгновенный отклик с его стороны и уверенность, которую она через это обретала. Сборы в дорогу не поглощали ее внимания целиком, нет — ее тянуло с ним пококетничать.
С другой стороны, по ту сторону восхитительного сумбура чувств и мыслей маячили иные, менее соблазнительные обязательства. Не могла же она, говорила Элен самой себе, вот так взять и все бросить… Кого-то следует непременно предупредить об отъезде, и тут от Эдуарда не приходилось ждать помощи. Он не понимал, зачем это нужно. К этому времени его настолько обуяли нетерпение и восторг, что он просто отказывался верить, будто на свете существует, скажем, некий Льюис Синклер; что же касается всяких антрепренеров, секретарш, адвокатов или финансовых советников, то они вообще исчезли с лица земли, прихватив с собой, как Эдуард отметил с особенным удовольствием, Таддеуса Ангелини.
Но Элен, преодолев приятное опьянение, решительно настояла на своем.
— В таком случае дай им знать… — Он шутливо, но и по-хозяйски махнул рукой; потом нахмурился: — Может быть, мне лучше пока уйти?
Сказал — и сам ужаснулся. К счастью, Элен ужаснулась тоже. Нет, заявила она, он должен остаться. У нее это займет мало времени, совсем ничего. Она принялась названивать по разным номерам, начиная с приемной своего офиса. Эдуард послушно сидел напротив в кресле с высокой спинкой, выкладывая на столе пирамидки из бумажных скрепок, рассыпал их и складывал заново. Он смотрел на гроссбухи, картотеки и прочие атрибуты деловой активности Элен; прислушивался к тому, как она предельно спокойным голосом сообщает необходимый минимум информации; следил за тем, как ее волосы отливают на свету, а пальцы теребят и крутят провод телефонной трубки.
Разговор с Тэдом Ангелини занял меньше всего времени — того совершенно не интересовали планы Элен, что несколько удивило Эдуарда, но у него не возникло желания размышлять над этим. И лишь беседа с Льюисом длилась сравнительно долго, да и то потому, что он никак не мог взять в толк, о чем говорит Элен. Ей пришлось по нескольку раз повторять самые простые предложения, и, когда она наконец опустила трубку, Эдуард заметил, что ей явно не по себе.
