Статья в «Тайм» появилась в первую неделю марта, незадолго до того, как жюри приступило к голосованию, а через несколько дней Элен получила второе предупреждение, на которое она тоже сначала не обратила внимания. Это был еще один телефонный звонок, на этот раз от жены довольно крупного издателя. Несколько недель назад эта дама, считавшаяся одной из самых важных и влиятельных особ лос-анджелесского общества, уговорила Элен вступить в благотворительный комитет, который она возглавляла. Теперь она, как и Мэри-Ли, звонила, чтобы отменить приглашение. Действовала она, в отличие от Мэри-Ли, решительно и прямолинейно.
— Дорогая, — начала она без предисловий, — мне кажется, вам следует выйти из нашего комитета. Так будет лучше и для нас, и для вас.
Элен от растерянности не нашлась, что сказать.
— В наши задачи входит забота о больных и престарелых, поэтому… — она запнулась. — Думаю, что, если вы через своего секретаря пришлете нам официальное заявление о выходе, мы охотно пойдем вам навстречу. В качестве причины вы могли бы сослаться на нехватку времени…
— Но у меня вполне достаточно времени, чтобы посещать ваши собрания.
— Возможно, дорогая, возможно. Но мне кажется, что вам лучше поберечь его для других дел. Постарайтесь прислать заявление до завтра, чтобы мы успели рассмотреть его на очередном собрании.
И, прежде чем Элен успела что-то возразить, ее собеседница положила трубку. На следующий день Элен отправила в комитет короткую записку, в которой сообщала, что выходит из него по просьбе председателя. В ответ она получила еще более короткое послание, уведомляющее ее, что комитет рассмотрел ее заявление и принял его к сведению. А вскоре пришло и третье предупреждение, на которое она уже не могла не обратить внимание. Вечером того же дня ей позвонил Грегори Герц. Голос у него был сухой и напряженный. Поздоровавшись, он объявил, что из-за непредвиденных трудностей съемки «Размолвки» откладываются на три недели. Он заверил Элен, что представитель «Артисте интернэшнл» в самое ближайшее время свяжется с Мильтоном. Затем еще раз извинился и начал торопливо прощаться.
— Грег, подождите, — прервала его Элен, — я ничего не понимаю. Когда мы виделись с вами вчера, вы сказали…
— Элен, извините, я не могу сейчас говорить, у меня самолет… Я позвоню вам завтра…
Только тогда Элен начала понимать, что вокруг нее происходит что-то неладное. Дело было даже не в отсрочке, о которой сообщил ей Герц, — в кино планы менялись достаточно часто, — а в тоне, каким он с ней разговаривал, — лживом, неискреннем и непередаваемо испуганном.
Таким тоном мог говорить человек, с которым случилось что-то очень неприятное. А на следующее утро ровно в восемь часов позвонил Берни Альберг.
— Элен, никуда не уходите, — сказал он, — я сейчас приеду, — и положил трубку.
И когда он приехал, все наконец разъяснилось.
Берни привез с собой пачку утренних газет, только что отпечатанных и еще липких от типографской краски. Кинув их на стол, он мрачно взглянул на Элен. Она поразилась перемене, происшедшей с ним за одну ночь: лицо у него было серое и измученное, от прежней жизнерадостности не осталось и следа, он ничем не напоминал пухлого неунывающего здоровяка, которого она привыкла видеть.
— Боже мой, Элен, — заговорил он, — кто бы мог подумать, что все так обернется? Это чудовищно. Какие негодяи! Оказывается, они молчали потому, что собирали материал. Кто-то навел их на след — возможно, полиция, а возможно, тот тип из морга. До остального они, как я понимаю, докопались сами. Наверное, им пришлось немало потрудиться — за одну ночь такую историю не сочинишь. Господи, каким же я был идиотом! Я ведь поверил, что они ни о чем не догадываются. И даже когда до меня начали доходить кое-какие слухи, я продолжал надеяться, что все еще может закончиться благополучно. Элен, я страшно виноват перед вами, я не знаю, как мне оправдаться, поверьте, я готов себя убить за свою дурацкую самонадеянность… Послушайте, я понимаю, что сейчас только половина девятого, но, может, у вас найдется немного виски?
Он дрожащими руками налил в стакан виски и осушил его одним махом. Элен села на диван и начала перелистывать газеты, внимательно разглядывая фотографии и читая подписи. Текст занимал четыре страницы, на последней стояла приписка: «Продолжение следует».
Статья открывалась фотографией ее виллы, снятой, очевидно, с вертолета. Под фотографией было написано: «Богатые. Вилла в Беверли-Хиллз стоимостью в два миллиона долларов — бывший особняк Ингрид Нильсон, место проведения ее скандальных вечеринок; в настоящее время принадлежит актрисе Элен Харт».
Рядом была изображена обшарпанная комната, похожая на ночлежку, в которую методом фотомонтажа была вставлена фотография молодого Гэри Крейга. Ниже шла подпись: «Бедные. Комната, в которой скончался несчастный отец знаменитой актрисы, брошенный ею на произвол судьбы».
На следующей странице был помещен снимок какого-то грязного двора. На заднем плане виднелись старая искореженная машина и куры, роющиеся в кучах мусора. На переднем, сжимая в руках бутылку пива, стоял высокий, крепкий, голый до пояса мужчина. Он весело скалился в аппарат и прижимал к себе годовалую девочку с очень светлыми волосами и перепачканным личиком. Элен никогда не видела этой фотографии. Судя по подписи, на ней были изображены она сама, Гэри Крейг и их дом в Луизиане. Сверху шла броская надпись, набранная крупным шрифтом: «Элен Крейг. Трагедия под маской американской мечты».
Трагедией, очевидно, был этот грязный, замусоренный двор, а мечтой — ее вилла в Беверли-Хиллз. Элен брезгливо перечитала надпись и, перевернув страницу, посмотрела на следующую фотографию. Она была сделана на одной из последних вечеринок. Элен даже помнила фотографа, который ее снимал. Он улыбался и шутил, наводя на нее свой аппарат, а потом попросил Ллойда Бейкера и Тэда встать чуть-чуть поближе, чтобы он смог сфотографировать их вместе. На фотографии Ллойд обнимал ее за талию, а она повернула голову и с улыбкой смотрела на него. Озаглавлено это было так: «Любовный треугольник. Тайны, о которых звезды предпочитают молчать». В самом низу виднелась маленькая фотография Ллойда и Кэти Бейкер, сопровожденная следующей надписью: «Ллойд Бейкер в семейном кругу. Жена узнает правду».
Элен опустила газету и замерла. В комнате наступила тишина. Через некоторое время Берни, почувствовав, что больше не может выносить ее молчания, смущенно поерзал в кресле и встал.
— Элен, мы должны что-то предпринять, — начал он. — Они На этом не остановятся. Вчера мне уже звонили из «Нэшнл инквайр». К полудню новость разнесется по всему Лос-Анджелесу, и тогда… Мы уже не сможем остановить это, Элен, скандал будет разрастаться и в Европе. Вы знаете, что такое европейские журналисты? Если эта история попадет им в руки, они постараются выжать из нее все. Впрочем, от наших тоже можно ждать любой пакости, вы ведь видели, они обещают дать продолжение в следующем номере. Мы должны действовать, Элен, и действовать очень быстро. В первую очередь нам нужно связаться с вашими адвокатами. Пусть они нажмут на все рычаги. Мы должны остановить скандал до того, как жюри примет окончательное решение.
