– Знаешь, – сказал он, – кажется, лично я больше ни во что не верю.
– Кроме меня!
– Да, я знаю, что ты существуешь, – кивнул Брута и почувствовал, что Ом немного успокоился. – В черепахах что-то есть. И в черепах я могу верить. Их существование, как мне кажется, нельзя оспорить. Трудности возникают с верой в богов.
– Послушай, если люди перестанут верить в богов, – возразил Ом, – они тогда начнут верить во что попало. Будут верить в паровой шар молодого Бедна. В общем, во всякую дребедень.
– Гм.
Зеленое свечение на небе указывало, что пятам за солнцем гонится рассвет.
Ворбис застонал.
– Ума не приложу, почему он не приходит в себя, – задумчиво промолвил Брута. – Я не нашел у него ни одной сломанной кости.
– Откуда ты знаешь?
– Один из эфебских свитков был посвящен костям. Ты можешь чем-нибудь помочь ему?
– Зачем?
– Ты – бог.
– Ну, я мог бы поразить его молнией – если бы был достаточно силен.
– Я думал, что молниями занимается Ио.
– Нет, только громом. Ты можешь бросаться молниями сколько угодно, но на гром обязан заключать контракт.
Горизонт постепенно превращался в золотистую полосу.
– А как насчет дождя? – поинтересовался Брута. – Как насчет хоть чего-нибудь полезного?
Под золотистой полосой появилась серебристая линия. К Бруте мчался солнечный свет.
– Это очень обидное замечание, – промолвила черепашка. – Замечание, намеренно нацеленное на то, чтобы причинить мне боль.
Становилось все светлее, и Брута заметил неподалеку один из скалистых островков. Его отшлифованные песком скалы-колонны могли предложить только тень, которой всегда с избытком хватало в Цитадели и которая оказалась в таком дефиците здесь.
– Пещеры? – спросил Брута.
– Змеи.
– Но тем не менее пещеры?
– В сочетании со змеями.
– Ядовитыми?
– Угадай с трех раз.
«Лодка Без Имени» весело бежала вперед. Ветер раздувал тогу Бедна, натянутую на некоем подобии мачты, которая была сооружена из остатков рамы, связанных ремешками от сандалий Симони.
– Кажется, я понимаю, что произошло, – промолвил Бедн. – Обычная проблема превышения скорости.
– Превышения скорости? – переспросил Симони. – Мы поднялись над водой! Чуть в небеса не улетели!
– Нужно установить регулятор, – продолжал Бедн, вычерчивая на борту лодки предварительную схему. – Чтобы он открывал клапан, когда накопится слишком много пара. Думаю, мне удастся решить проблему парой вращающихся шариков.
– Кстати, забавно, что ты об этом упомянул, – встрял Дидактилос. – Когда я понял, что лодка оторвалась от воды и шар взорвался, я отчетливо ощутил, как мои шари…
– Эта проклятая штуковина едва не убила нас! – воскликнул Симони.
– В следующей конструкции недоделка будет устранена, – успокоил его Бедн и осмотрел далекий берег. – Почему бы нам не высадиться здесь? – поинтересовался он.
– Это на берегу пустыни? – сказал Симони. – Зачем? Есть нечего, пить нечего, и заблудиться легко. Ветер несет нас прямиком в Омнию, но мы сможем высадиться, не доплывая до города. Я знаю нужных людей. А те люди, в свою очередь, знают других людей. По всей Омнии кто-то кого-то обязательно знает. Вот что значит верить в Черепаху.
– Честно говоря, – сказал Дидактилос, – я никогда не проповедовал никакую веру в Черепаху. Это просто большая черепаха. И она просто существует. Так получилось, вот и все. И я думаю, самой Черепахе плевать на нас. Я всего-навсего написал обо всем этом, попытался объяснить. Неплохая идея, подумал я, ну и…
– Люди ночами напролет переписывали твою книгу, в то время как другие стояли на страже, следя, чтобы никто ничего не заметил! – воскликнул Симони, не обращая внимания на слова философа. – А потом мы передавали друг другу! Каждый делал себе копию и передавал книгу дальше! Это было похоже на пожар, только распространялся он потайными ходами.
– Значит, копий много? – осторожно спросил Дидактилос.
– Сотни! Тысячи!
– Полагаю, уже поздно договариваться, скажем, о пяти процентах авторского гонорара? – с некоторой надеждой в голосе спросил Дидактилос. – Да нет, вряд ли, об этом не может быть и речи. Забудь, что я спрашивал.
Спасаясь от дельфина, из воды выскочила стайка летучих рыбок.
– И все-таки жаль Бруту, хороший был паренек, не без способностей, – вздохнул Дидактилос.
– Ничего, на его место придет другой, – успокоил Симони. – Жрецов и так развелось слишком много.
– У него остались все наши книги, – вспомнил Бедн.
– Может, он еще где-нибудь плавает? В нем столько знаний – просто так не утонешь, – предположил Дидактилос.
– Чокнутый он был, – хмыкнул Симони. – Я сам видел, как он шептался со своей черепашкой.
– Да, и она пропала, а жаль, – вздохнул Дидактилос. – Говорят, из черепах получается очень вкусный суп.
Это была не совсем пещера, скорее глубокая яма, вырытая бесконечными ветрами или когда-нибудь давным-давно дождевой водой. Но ее было вполне достаточно.
Брута встал на колени и поднял камень над головой.
В ушах звенело, глаза будто были полны песка. Ни капли воды до заката, ни крошки еды вот уже сотню лет. У него не было выхода.
– Ты меня извини, – сказал он и резко опустил камень.
Змея внимательно следила за ним, но из-за утреннего оцепенения среагировала недостаточно быстро. Брута знал, что этот жуткий хруст будет преследовать его до конца жизни.
– Молодец, – похвалил его Ом. – А теперь сдирай кожу и постарайся не потерять ни капли сока. Кожу тоже сохрани.
– Я не хочу… – простонал Брута.
– Взгляни на происходящее с другой стороны, – предложил Ом. – Если бы, перед тем как ты вошел в пещеру, я тебя не предупредил, ты бы сейчас валялся тут с ногой размером с хороший шкаф. Поступай с другими так, как поступили бы с тобой.
– Она даже не очень большая, – ответил Брута.
– Ты бы здесь корчился в неописуемых муках и представлял, что бы сделал с этой змеей, если бы заметил ее первым, – продолжал Ом. – В общем, твое невысказанное желание все равно было исполнено. Ворбису ничего не давай.
– У него очень сильный жар. Он постоянно что-то бормочет.
– Ты действительно считаешь, что тебе поверят? Даже если ты дотащишь его до этой своей Цитадели?
– Брат Нюмрод всегда говорил, что мне можно верить, – пожал плечами Брута. Он ударил камнем по стене пещеры, чтобы заострить кромку, и начал робко разделывать змею. – В любом случае, мне больше ничего не остается. Не могу же я просто взять и бросить его.
