Интересно, сколько информации он способен запомнить? Но такая мысль была просто глупой. Ты запоминаешь все, что видишь. Поверхность стола, свиток, полный текста. В текстуре и цвете древесины содержится не меньше информации, чем во всех «Мышлениях» Зенона.
Тем не менее он ощущал в голове некоторую тяжесть, ему казалось, что, если он резко повернет голову, вся память выплеснется из ушей.
Бедн взял следующий свиток и частично развернул его.
– Опиши, как выглядит пузума двусмысленная, – потребовал он.
– Не знаю, – ответил Брута и прищурился.
– Вот вам и господин Память! – язвительно произнес Бедн.
– Мой мальчик, он не умеет читать. Твои требования несправедливы, – заметил философ.
– Хорошо, я имею в виду четвертое изображение в третьем свитке, – пояснил Бедн.
– Четырехногое существо, смотрит влево, – сказал Брута. – Большая голова, похожая на кошачью, широкие плечи, туловище сужается к задней части. Рисунок на теле из темных и светлых квадратов. Уши маленькие, прижаты к голове. Шесть усиков. Хвост похож на обрубок. Только задние лапы с когтями, по три когтя на лапу. Передние лапы такой же длины, как голова, и прижаты к туловищу. Полоса густого меха…
– Это было пятьдесят свитков назад! – воскликнул Бедн. – Он смотрел на свиток не более двух секунд!
Они посмотрели на Бруту, тот снова прищурился.
– Ты все-все помнишь? – спросил Бедн.
– Да.
– Но у тебя в голове половина библиотеки!
– Я чувствую себя… немного…
Библиотека Эфеба превратилась в печь. Там, где на полки с крыши капала расплавленная медь, пламя отливало синим.
Все библиотеки соединены между собой ходами, похожими на проделанные книжными червями. Эти переходы создаются сильными пространственно-временными искажениями, которые возникают вокруг любого крупного хранилища книг.
Лишь немногие библиотекари знают этот секрет, и существуют неукоснительно соблюдаемые правила, касающиеся использования этого факта. А все потому, что это связано с путешествиями во времени, а путешествия во времени связаны с серьезными проблемами.
Но если библиотека уже горит и впоследствии в исторических книгах о ней отзываются как о сгоревшей дотла…
Раздался негромкий хлопок, совершено неслышимый из-за треска пламени, и на нетронутом огнем участке библиотечного пола возникла некая фигура.
Она была похожа на обезьянью, но двигалась совершенно осмысленно. Большие обезьяньи лапы сбили пламя и принялись запихивать в мешок еще не сгоревшие свитки. Когда мешок был полностью заполнен, фигура на костяшках пальцев скользнула в пламя и с легким хлопком исчезла.
Впрочем, к нашему рассказу это не имеет никакого отношения.
Так же как и тот факт, что свитки, считавшиеся безвозвратно утерянными во время Великого Пожара Эфебской библиотеки, появились позднее в удивительно хорошем состоянии в библиотеке Незримого Университета, что в Анк-Морпорке.
Хотя приятно, что книжки все-таки не сгорели.
Брута проснулся с запахом моря в ноздрях.
По крайней мере, люди называют это запахом моря, хотя на самом деле так воняют тухлая рыба и гнилые водоросли.
Он лежал в какой-то хижине. Свет, проникавший через одно незастекленное окно, был красным и мерцающим. Одна стена отсутствовала, и хижина стояла прямо над водой. Красноватый свет озарял группу столпившихся вокруг чего-то людей.
Брута осторожно проверил содержимое памяти. Вроде бы все было на месте, свитки библиотеки аккуратно хранились в голове. Слова по-прежнему оставались бессмысленными, но картинки были интересными. По крайней мере, более интересными, чем все остальное, хранившееся в памяти.
Он осторожно сел.
– Наконец-то ты проснулся, – в его голове раздался голос Ома. – Чувствуешь себя несколько заполненным, да? Нет ощущения, что превратился в книжную полку? Словно повсюду в голове развешаны таблички с надписью «ТИШЕ!»… Чего ради ты надрывался?
– Я… Не знаю. Мне казалось, что это нужно сделать. Ты где?
– Твой друг легионер засунул меня в ранец. Кстати, спасибо, что так заботишься обо мне.
Брута с трудом поднялся на ноги. На мгновение мир закрутился вокруг, добавив третью астрономическую теорию к тем двум, что так занимали умы местных мыслителей.
Он выглянул в окно. Источником красного света оказался огонь, бушующий над Эфебом, а самое яркое пламя пылало над библиотекой.
– Партизанская война, – пояснил Ом. – Сражаются даже рабы. Не могу понять почему. Другой бы решил, что они подпрыгнут от радости, получив возможность отомстить злым хозяевам, так нет ведь…
– Полагаю, у рабов Эфеба был шанс стать свободными, – предположил Брута.
В другом углу хижины раздалось шипение, за которым последовал какой-то металлический шум. Потом Брута услышал радостный голос Бедна:
– Я же говорил. Обычный засор в трубках. Давайте-ка добавим топлива.
Брута заковылял к группке людей.
Они толпились вокруг некоего суденышка. По форме оно напоминало обычную лодку, с острым носом и тупой кормой. Только мачты не было. Зато был большой шар цвета меди, водруженный на деревянную конструкцию ближе к корме. Под шаром была установлена железная корзинка, в которой кто-то развел огонь.
Шар неторопливо вращался на раме, окутанный облаком пара.
– Я уже видел это, – сказал Брута. – В «Де Келониан Мобиле». Там был чертеж.
– А, наша ходячая библиотека, – произнес Дидактилос. – Да. Ты прав. Наглядная иллюстрация принципа реактивности. Только я никогда не просил Бедна изготовить настолько большую модель. Вот что получается, когда думаешь не головой, а руками.
– На прошлой неделе ночью я обошел на ней маяк, – похвастался Бедн. – Никаких проблем.
– Анк-Морпорк находится значительно дальше, – задумчиво промолвил Симони.
– Да, расстояние до него превышает расстояние между Эфебом и Омнией в пять раз, – мрачно констатировал Брута. – В одном свитке содержались карты, – добавил он.
Пар обжигающими клубами поднимался от вращавшегося шара. Сейчас, подойдя ближе, Брута рассмотрел с полдюжины коротких весел, соединенных звездой за шаром и нависавших над кормой лодки. Деревянные шестерни и бесконечные ремни заполняли пространство между шаром и колесом. Шар вращался, весла рубили воздух.
– Как это работает? – спросил он.
– Очень просто, – начал объяснять Бедн, – огонь нагре…
– У нас нет времени, – прервал его Симони.
– …Нагревает воду, и она начинает сердиться, – продолжал ученик философа. – Поэтому она вырывается из шара через эти четыре сопла, чтобы убежать от огня. Струи пара вращают шар, а шестерни и винтовой механизм Легибия передают вращение на гребное колесо, которое тоже вращается и перемещает лодку по воде.
