Из темноты появилась внутренняя стена лабиринта. Брута прислонился к ней. Где-то вверху забряцало оружие совершавшего обход часового.
Ворота в лабиринт были распахнуты настежь. Эфебы не видели причин запрещать сюда доступ. Проводник по первой шестой части лабиринта тихо посапывал на скамье. Мерцала свеча, и в нише висел бронзовый колокольчик, при помощи которого потенциальные путешественники могли вызвать проводника. Брута скользнул мимо.
– Брута?
– Да, господин?
– Проведи меня через лабиринт. Я знаю, что ты это можешь.
– Господин…
– Это приказ, Брута, – ласково произнес Ворбис.
«Никакой надежды нет, – подумал Брута. – Это приказ».
– Главное – следовать за мной шаг в шаг, господин, – прошептал он. – И не отставать ни на шаг.
– Да, Брута.
– Если я без видимой причины стану обходить какое-то место на полу, значит, его нужно обойти.
– Да, Брута.
«Может быть, мне стоит где-нибудь ошибиться? – подумал Брута. – Нет, я давал обет и должен его сдержать. Нельзя просто взять и перестать повиноваться. Весь мир может измениться, если допустить такие мысли…»
Он отдался во власть своего обычно спящего ума. Дорога через лабиринт разматывалась в его голове словно светящаяся нить.
…По диагонали вперед и три с половиной шага направо, шестьдесят три шага налево, пауза две секунды… в том месте, где свист стали в темноте сообщил о том, что проводник придумал что-то новенькое, возможно даже получил за это приз… три ступени вверх…
«Я мог бы убежать вперед, – думал он, – мог бы спрятаться, а он свалился бы в яму, попал в западню… а потом я мог бы пробраться в свою комнату, и никто бы ни о чем не догадался…»
Мог бы…
…Вперед девять шагов, один шаг направо, девятнадцать шагов вперед, и два шага налево…
Впереди показался свет. Нет, не свет луны сквозь щели крыши, но желтый свет лампы, который то затухал, то разгорался по мере приближения проводника.
– Кто-то идет, – прошептал Брута. – Скорее всего, один из проводников!
Ворбис исчез.
Брута в нерешительности замер посреди коридора, в то время как свет все приближался и приближался.
– Это ты, Номер Четыре? – раздался старческий голос.
Свет наконец появился из-за угла. Наполовину освещенный старик подошел к Бруте и поднял свечу к его лицу.
– А где Номер Четыре? – спросил он, заглядывая за спину Бруты.
Из бокового прохода за спиной старика выступила фигура. На мгновение мелькнуло странно миролюбивое лицо Ворбиса, затем Брута заметил, как дьякон повернул и дернул рукоять посоха. Острый металл сверкнул в свете свечи.
А потом свет погас.
– Веди дальше, – раздался голос Ворбиса.
Весь дрожа от страха, Брута повиновался. Ступив вперед, он почувствовал под сандалией чью-то откинутую руку.
«Бездна, – подумал он. – Посмотри Ворбису в глаза – и увидишь в них бездну. А в ней и себя вместе с ним.
Я должен все время помнить о фундаментальной истине».
Больше проводников они не встретили. Спустя всего несколько миллионов лет им в лица дохнул холодный ночной ветерок, и Брута вышел под звездный свет.
– Молодец. Дорогу к воротам ты помнишь?
– Да, господин Ворбис.
Дьякон закрыл лицо капюшоном.
– Иди.
Улицы освещали факелы, но Эфеб был не тем городом, что бодрствует в темноте. Пара случайных прохожих не обратила на них никакого внимания.
– Бухта охраняется, – равнодушно заметил Ворбис. – Но дорогу со стороны пустыни… все знают, что пустыню еще никому не удавалось пересечь. Уверен, ты тоже это знаешь, Брута.
– Но сейчас я начинаю подозревать, что мои знания не соответствуют истине.
– Именно так. А… ворота. Насколько помню, вчера часовых было двое?
– Я видел двоих.
– А сейчас – ночь, и ворота закрыты. Тем не менее должен быть ночной сторож. Жди меня здесь.
Ворбис исчез в темноте. Через какое-то время до Бруты донесся приглушенный разговор. Брута смотрел прямо перед собой.
Разговор сменился глухой тишиной. Брута начал считать про себя.
«После десяти возвращаюсь.
Еще десяток, и все.
Хорошо, пусть будет после тридцати, и потом я точно…»
– А, Брута. Пошли.
Брута проглотил свое сердце и медленно повернулся.
– Но я ничего не слышал, – только и смог выдавить он.
– Я хожу тихо.
– Ну что, есть ночной сторож?
– Уже нет. Помоги мне открыть засовы.
В главных воротах была небольшая калитка. Оцепеневший от ненависти Брута отодвинул засов. Дверь распахнулась, даже не скрипнув.
Снаружи были только свет далекого крестьянского хозяйства и густая темнота.
А потом эта темнота хлынула в ворота.
* * *
Как пояснил немного позже Ворбис, все дело – в иерархии и в неспособности эфебов мыслить соответственно.
Ни одна из армий не способна пересечь пустыню. Но, может быть, маленький отряд способен пройти четверть пути и оставить запас воды. И сделать так несколько раз. А другой маленький отряд, использовав оставленные запасы, продвинется дальше, быть может до половины, – и тоже оставит запас. А еще один маленький отряд…
На это ушли месяцы. Треть легионеров умерла от жары и жажды, от диких животных и еще от чего-то очень плохого, от жуткого, что хранит пустыня…
Только изощренный мозг Ворбиса мог разработать подобный план.
И разработать его заранее. Люди уже умирали в пустыне, когда брат Мурдак отправился читать свои проповеди. Путь через пустыню был уже проторен, когда омнианский флот горел в Эфебской бухте.
Только мозг Ворбиса мог разработать план возмездия задолго до нападения.
И часа не прошло, как все кончилось. Фундаментальной истиной стал тот факт, что у горстки дворцовых стражников Эфеба не было ни малейшего шанса.
Выпрямившись, Ворбис сидел в кресле тирана. Время шло к полуночи.
В залу ввели кучку эфебских граждан во главе с самим тираном.
Некоторое время он перебирал какие-то бумаги, потом поднял голову с выражением легкого изумления на лице, словно и не подозревал, что перед ним, под прицелом арбалетов, стоят порядка пятидесяти человек.
– А… – промолвил он, и на губах его мелькнула улыбка.
– Итак, – продолжил Ворбис, – мне очень приятно заявить, что теперь мы имеем возможность пренебречь мирным договором. В нем отпала необходимость. К чему болтать о мире, если войны больше нет? Эфеб становится епархией Омнии. Споры закончены.
